Юрий Фанкин КОГДА ХЛЕБ ИЗ ЛЕБЕДЫ СЛАДОК Сказ о муромской святой Ульянии Лазаревской

1

В те поры правил на Русской земле христолюбивый царь Грозный Иоанн Васильевич, а за ним, утеснив кроткого до безволия старшего сына Иоаннова – Федора, владел царским престолом хитрый боярин Борис Годунов, ну а после Бориса кто только шапку Мономашью на забубённую голову ни примерял – хватало на Руси царьков подложных! – и так они лоно православной жизни замутили, что за пылью бесовской, накопыченной, порою и ясно солнышко не разглядишь.

И жила тогда в преславном граде Муроме вдова Анастасия Лукина, малолетнюю внучку Ульянию пестовала. Отец Ульянии, Устин, ключником при дворе Иоанна Грозного служил: следил, чтобы в царском столовом обиходе всё было хорошо и углядно. Матушка Ульянина, жена боголюбивая, нищелюбивая, сердечно и телесно многих детей своих обихаживала. Но случилось так, что в пору службы государевой Устина Бог прибрал, а вслед за ним и душа его верной супружницы – Стефаниды отправилась в небесные кущи. Вот тогда и пришлось Анастасии, несмотря на почтенные годы, малую внучку-сиротку в своей хоромине призреть.

Вела бабушка Анастасия жизнь воздержную и благочестивую. Семь раз на дню светлого Спасителя славила и, в полночь встав, множество поклонов Богу отдавала. Чистый хлеб вкушала, словно святую просвиру – медленно, с благоговением, не расточая зазря ни единой крошки. Никогда не брала изо всех блюд подряд, оставляя недоеденное. Скоромное от постного отличала. В Рождественский мясоед пользовала мясо соленое и вяленое, потроха всякие. В постные дни кислые щи без мяса подавались. Чуралась бабушка колдунов и ворожей, темных заговоров не знала, болтливых женок стороной обходила, зато нищую братию с душевным теплом принимала: и напоит, и накормит, и в чистую постелю спать уложит.

Была ее внучка Ульяния дивным разумом украшена и с младых ногтей, словно светлой ризой, божьими добродетелями облачена. Не умела она читать книг богодухновенных да и со священниками – слугами Божьими и молельщиками Царя Небесного – не была знакома, и получилось так, что она чутким сердцем постигла милость Господню, сызмальства уверовала всей душою в триипостасное божество – Отца и Сына и Святого Духа.

Жила Ульяния в воздержании и молитвах, черной работой не гнушалась. Умела она и квашню затворить, и хлебы испечь и одежку постирать, и дырки залатать. Сама и пряла, и ткала, и на пяльцах золотом и шелками вышивала. И все-то она делала перекрестясь и благословясь. Душою чувствовала: что без молитвы положено, может и дьяволу достаться.

Не любила Ульяния ни песен пустошных, ни забав скоморошных, ни гаданий-страданий, ни безделок-посиделок.

Как только заслышит бренчанье гусельное или взвизг сопелок, узрит бесовское скаканье скоморохов в срамной одежде, так сразу же, опустив очи долу, в бабушкину хоромину заспешит, где так благодатно и тихо, где восковые свечи возле древних икон возжены. Только в труде праведном находила она радость-веселие.

Была Ульяния на попечении бабушки шесть лет. До самого смертного часа держалась Анастасия на своих ногах и не на какие хвори-боли не жаловалась. Почувствовав скорую кончину, благочестивая вдова причастилась Святых Тайн, а затем созвала своих сыновей и дочерей и дала им последнее нерушимое благословение. Своей замужней дочери Наталье Араповой она заповедала:

– Передаю в твои руки достойное чадо, уневестившееся Христу…

2

И стала Ульяния с родной тетушкой да с сестрицами двоюродными кров и хлеб-соль делить. Вставала она вместе с красным солнышком, а ложилась спать с ясным месяцем. Не ее работа искала, а она домогалась всяческих дел: то шьет-вышивает, то лен с коноплей прядет, то старую одежку починяет. Утреннюю трапезу она пропускала, за что тетушка попреками досаждала:

– Зачем ты молодую плоть изнуряешь, красоту девственную губишь? Неужто взаправду хочешь стать черноризницей? Возмечтала золотым венцом обзавестись на небеси?

Ульяния кроткой улыбкой оборонялась, а если особенно докучали, ела самую малость, чтобы назолам угодить.

Натальины-то дочки долгими молитвами себя не обременяли. Любили они поесть сладко, а поспать мягко. Дивились они усердию Ульянии, и казалось им, что сирота живет не Богу в усладу, а людям в укор. Потому и насмехались над ней, приставали, словно репьи:

– Зачем ты обрезки и очесы подбираешь? Или мало в нашем доме припаса?

– Надо ль каждому встречному-поперечному милостыню подавать? Бывает, один от нужды просит, другой – от жадности.

Дивилась Ульяния таким речам. Словесно не перечила, но старалась делать так, как совесть просила и Господь велел. Лоскутки да очесы тайком от домашних по мешочкам раскладывала. Бывает, не велик лоскуток, а все же сгодится нищему на заплатку. Каждому просящему подать старалась, не отличала нищего от попрошайки. Да и как отличать, кому есть нечего, а кто к своему куску ищет прибыток? Только один Господь знает человечью нужду.

С нищими да каликами перехожими Араповы не больно цацкались: покормят чуть-чуть у порога, а потом отправят спать-почивать в старую баню, а то и в хлев-плетушку, к свиньям поближе. И утречком тоже у порожка покормят, а в хоромину – ни-ни.

Ульяния же никогда не брезговала народцем лядащим. Подойдет, бывало, к нищему в Светло Христово Воскресение, похристосуется, крашеным яичком одарит и скажет ласково – словно ангельским крылышком погладит:

– Христос воскресе…

Ульянины сестрицы были горазды до всяких увеселений и гаданий. Нагадаются до сердечного еканья, прибегут домой и пытают Ульянию:

– Почему ты в Сочельник на жениха не гадаешь? Иль решила остаться девкой-вековухой?

Ульяния улыбнется:

– Мой жених еще в зыбке качается.

А сестрицы не унимаются:

– Неужто тебе не желанно с нами с ледяных горок покататься, жаркий костер запалить?

Ульяния же ответит:

– Кому Маслена, да сплошная, а кому Вербная да Страстная!

Натальины-то дочки в самом соку были – пора бы уже и девичью косу расплетать, – да вот незадача: женишки по большей части подвертывались какие-то худородные, некрасавные. Верно говорят: женихи на проезжей дороге не валяются.

Соседи промеж собой судачили:

– Фу ты! Ну ты! Видать, самого Бову королевича восхотели: во лбу месяц, а на затылке ясны звезды!

– Сами-то на гуще замешаны, а жениха им на опаре подавай!

Прилучилось так: однажды, на Покров-свадебник, подъезжает тройка на рысях к дому Араповых. Выходят из разнаряженной кареты два добрых молодца в красных кафтанах. Натальины-то дочки, что к окнам пристыли,