Я расплатился с таксистом и остановился перед подъездом.

  Лавку, на которой вечно сидели перемывая кости соседкам, местные старушенции, снесли - один из бетонных стояков еще был на месте, облезлый и удручающе унылый, и из него торчал давно заржавевший гвоздь. Срубили и пихту, все мое детство зеленевшую под окнами. Палисадник слева пришел в полнейшее запустение, а в палисаднике справа устроили что-то вроде альпийской горки и вокруг посадили маленькие пушистые елочки...

  Что тут могло остаться "как было" - спустя двадцать-то лет?

  Скрип... скрип...

  Я невольно обернулся.

  Остались качели. Те самые. Правда, их с тех пор не раз и не два перекрасили, заменили дощечку-сиденье, но все-таки это были те самые качели. И точно так же они скрипели целую жизнь назад, когда я впервые увидел на них Елисея.

  * * *

  Мы тогда пришли на площадку поиграть в футбол - несмотря на моросящий дождь, еще чего, из-за такой мелочи откладывать игру. Наоборот! Мелюзга, спугнутая погодой, разбежалась по домам из своих песочниц, и можно было не опасаться въехать мячом в чей-нибудь песочный домик, получив за это каскад воплей сразу от всех заботливых мамаш двора. Только одинокие качели поскрипывали, раскачиваясь.

  Всегда ненавидел этот звук. "Скрип... скрип..." Унылый и жалобный - точно плачет кто-то.

  На качелях сидел пацан года на два или три помладше нас. Возраст нас бы не смутил, но пацанчик этот был какой-то... уж слишком благовоспитанный. Аккуратно причесанные светлые волосы, влажные от дождя, светлая курточка, светлые кеды. Завидев нашу компанию, пацан качнулся и соскочил на землю.

  - Привет, ребята, - сказал он. - Можно с вами?

  - Нельзя, - отрезал Костян, наш дворовой капитан, пренебрежительно окинув незнакомого мальчишку взглядом. - Не дорос еще.

  - Но я хорошо умею играть в футбол. Я в школьной команде играл, - мальчишка растерялся и заморгал, близоруко щурясь.

  Глаза у него были как у девчонки - большие, серые, с длинными черными ресницами.

  - Я сказал, нельзя! Нам игроки не нужны, у нас команда укомплектована!

  За то мы Костяна и признавали лидером, что он умел говорить очень авторитетно. Да и решения обычно принимал правильные. Обычно...

  Мальчишка в светлой курточке, вздохнув, вернулся на свои качели, и вскоре я о нем забыл, гоняя мяч. Забыл до тех пор, пока меня не подтолкнул кто-то из ребят, и я не полетел кубарем на землю.

  На что я напоролся ногой? Ни камней, ни веток, ни железок на площадке вроде бы не было. Или я просто не обратил внимания... короче, в ту же секунду я сидел на земле, отчаянно пытаясь не разреветься, из развороченной голени капала кровь, а приятели столпились вокруг меня, соображая, что делать.

  Взрослых позвать, конечно, никому и в голову не пришло.

  - Давай, перевяжу, - мальчишка в светлой курточке протолкался ко мне и присел рядом на корточки. В руках у него были йод и бинт. - Меня в аптеку послали, а я решил покататься, - объяснил он. - Удачно!

  Он забавно картавил - "грассировал", как сказала бы моя бабушка.

  Потом-то, конечно, мои родители заметили, что я хромаю, размотали бинт, ужаснулись и потащили меня к настоящему врачу. Но в тот момент мне показалось, что меня лечат лучше, чем в больнице.

  Пацаны помогли дойти - вернее, просто оттащили меня - к ближайшей лавочке. Мальчишка в светлом плелся следом.

  - Вовка, - протянул я ему руку. Он пожал ее маленькой, странно чистой узкой ладошкой.

  - Елисей...

  * * *

  - Володенька, сыночек! Что ж ты не позвонил! А мы на вокзале тебя искали, искали... разминулись... - Мама обняла меня, и я вдруг - как всегда после долгой разлуки - заметил, что она стала маленькой. Когда я вспоминал ее, в этих воспоминаниях всегда я прятал лицо у нее на груди. А при встрече она прижималась щекой к моей груди, и плечи у меня были почти вдвое шире, чем у нее. Всякий раз для меня это было неожиданным. Но и виделись мы, если разобраться, не часто - она приезжала ко мне в Москву всего раз пять или шесть.

  - Я нарочно не позвонил, чтобы устроить сюрприз, - сказал я.

  На самом деле я просто забыл позвонить. Я не знал, что делать, когда приезжаешь домой двадцать лет спустя после того, как уехал.

  Ленка оттеснила маму и повисла у меня на шее. С Ленкой мы виделись чаще, особенно в последнее время - она приезжала с Женькой под предлогом "показать малой Москву", хотя я подозревал, что у них с Серегой не все гладко, и сестрица просто сбегает вместе с дочерью от опостылевшего муженька. Хоть на недельку. Но разговорить Ленку мне ни разу не удавалось.

  - Дядя Вова! - подключилась к приветствиям и Женька. Степенно обняла меня, чмокнула в щечку, застеснялась, неумело скокетничала, взмахнув ресницами. Красивая, в Ленку и маму - наверняка в классе у нее уже есть поклонник.

  Мама тут же начала собирать на стол. Привычка у нее такая - чуть кто из друзей или родных переступит порог, она тут же принимается его потчевать, приговаривая, что у нее из гостей голодным еще никто не уходил. Женька и Ленка уселись вокруг меня на диване, щебеча мне в два уха для стереоэффекта - одна про какие-то концерты, на которые хочет сходить, вторая про каких-то общих знакомых и работу, и я едва успевал кивать им головой в такт.

  - Помнишь Костяна? Он майор МЧС, - прорезалось в шуме, - двое детей. А Витальку Серых помнишь? Ресторан открыл, давай сходим к нему, тут недалеко. Вдвоем с женой они там заправляют. А помнишь Камерзанова?

  - Пришили этого козла