- Фу-ух, - перевел дух Санька, упал с птицей в обнимку на берегу да и заснул. Намаялся уж больно.
Недолго и спал, как проснулся: ослик копытцем бить начал. Видит - плывет по морю-океану корабль железный, на алом парусе череп с шестерней. То Кощей Бессмертный погоню снарядил.
- Чтоб тебя, - ворчит Санька. - Смываться надо. Заюшка!
Подставил ослик Заюшка ему спину и поскакал что есть мочи. Да ведь осел - не конь, ветер не обгонит.
Сошел Кощей Бессмертный на берег. Оседлал свово железного коня и пустил наперед железных гончих. Несутся они за Санькой. Стальные зубы скрежещут, стальные лапы клацают.
- Да здравствует мыло душистое - и полотенце пушистое! - кричит Санька.
Вытащил он из мешка заплечного голубое полотенце и кинул перед гончими. Остановились те - а полотенце рекой разлилось. Широкой. Привольной.
Вошли гончие в воду и зашагали по дну. Да вот незадача - железные они. Заржавели вмиг.
Перевел Санька дух. С Заюшки соскочил.
- Эй, - молвит Заюшка, - ты, случаем, грибы собирать али цветочки не желаешь? А то Кощей ведь про тебя уж и забыл.
- Это ты забыл, а я... - Санька вдруг как захохочет. - Так ты притворялся, значит? Говорить умеешь, а молчишь?
- Дак Навский же лес, тут все бывает, - поясняет Заюшка.
Долго ли, коротко ли - слышат, опять Кощей со своими гончими настигает.
- Что там у тебя еще есть?
- Как что? Да здравствует мыло душистое, полотенце пушистое - и зубной порошок!
Взял Санька коробочку малую, открыл ее - и дунул. Рассыпался зубной порошок, мятный, морозный, вокруг - заснежило, завьюжило, замело. Сковал Кощея и его железных зверей холод.
- Бегом, пока он не разморозился, солнце-то летнее, - кричит Санька. - Заюшка! Эх, был бы ты и вправду зайцем...
- Держись за уши, - молвил Заюшка.
И впрямь поскакал на длинных лапах!
Скачут они, Санька вцепился одной рукой в уши заячьи, а другой Жар-Птицу к себе прижимает. А Заюшка и говорит:
- У тебя еще что-нибудь осталось?
- ...И густой гребешок!
Бросил гребешок Санька за спину. И встал за ним лес - не проехать, не пройти.
Тут-то его Заюшка и к Бабе-Яге домчал.
- Вона че, - ворчит бабка, костяную ногу таскает. - Я-то, дура, по старинке, значит. Солнышко испеку, погоду вышью, новое деревце напою. А он - ишь ты, мановением руки и целое терраформирование мне тут устроил!
- Да че ты, старая? - рыкнул Змей Горыныч. - Нешто в море поплескаться неохота?
- Опять же, в речке рыбку половить, динамитом поглушить, - мечтательно добавила левая голова.
- Таки в том лесу и особенно на снежных просторах ее потом вы-ыгодно продать можно, шоб я так жил, - добавила и правая.
- Рыбку я сам слопаю, - сказал Баюн. - А то эти богатыри уже в зубах навязли.
- Ой, - сказал Санька, - а можно, я еще тесто помешу? И, это... можно его с пальцев облизывать? И курочек покормить? А покажете, как коровку доят?
- Пошто ж тебе столько всего надо-то, а? - вздохнула Баба-Яга.
- Так мне маменька с папенькой все запрещают! Никуда не ходи без мамок-нянек, ничего не делай - не царско, говорят, дело. Только и дозволено, что прясть да вышивать...
- Да ты, никак, царский сын? - изумился Баюн.
- Если бы! Сына бы хоть на охоту пускали... Дочка я царска.
Поглядела Баба-Яга на Саньку. Вздохнула.
- Молодежь! - только и сказала.
Воротилась Лександра-царевна из Нави к батюшке царю Гороху с Жар-Птицей. В садике ее своем поселила. Всяк посол, как в царство то заедет, первым делом Жар-Птицу ту смотреть идет и зайца размером с осла - царевнины диковины.
Об одном только царевна печалилась: не согласилась Баба-Яга предыдущих богатырей воскресить. Сколько ее ни упрашивала Лександра, сколь ни уговаривала - ни в какую. Под конец смилостивилась, правда.
- Я их, - молвила, - отпущу. Да только людишки из них никакие. Пусть нову жизнь котами проживут. Так и жила с тех пор царевна - с зайцем-ослом Заюшкой, Жар-Птицей и тремя котишками на дворе.