меня.
Диего. Можете идти. Вы мне больше не нужны.
Педро. Вы – дьявол.
Диего. Нет. Просто я знаю людей.
Пауза.
Педро. Значит, я могу идти?
Диего. Да.
Педро. Куда?
Диего. Куда хотите?
Педро. Верховный суд арестует меня.
Диего. Но вы ведь как-никак убийца.
Пауза.
Педро. Выпьем. Потом я пойду.
Диего (недоверчиво). Вы хотите выпить?
Педро. Над городом поднимается новый день. За него и выпьем.
Режиссер. И что дальше? Драматург. Мужчина, названный нами Педро, стоит перед своим двойником Диего, сидящим за столом, и смотрит на него. Затем садится, берет кувшин и разливает вино в стаканы. Режиссер. Они пьют? Драматург. Пьют. Оба. Диего долго смотрит на Педро испытующим взглядом. Глаза его словно два холодных камня на властном лице. Диего отнимает стакан от губ и – выпускает его из рук. Звук разбивающегося стакана. Драматург. Диего роняет голову на руки. Педро вскакивает. Свечи догорели, стены погрузились в темноту, только на полу и на столе блестят лужи вина. Двойник с усилием, тяжело дыша, выпрямляется и снова валится в кресло. Лицо такое же властное, тот же холод в гаснущем взоре. Педро бросается к умирающему и кричит ему в ухо. Утро все более властно и угрожающе заполоняет комнату. Педро. Скажи мне правду. Диего (медленно). Уже утро? Педро. Ты слышишь меня. Диего. Слышу. Я легко умираю. Педро. Вы знали, что я убью вас? Знали? Диего. Я же говорил вам… Педро. Зачем было освобождать меня, раз знали? Диего. Вредно знать правду. Педро. Скажите, я хочу знать! Диего. Я пришел в вашу камеру, чтобы умереть за вас. Но вы отказались взять на себя мою вину. Педро (тихо). Да, я не взял вашу вину на себя. Диего. Если бы вы сделали это, вы были бы свободны сейчас. Педро. Свободен? Не понимаю. Диего. Так решил Верховный суд. Я охотно умер бы за вас. Педро. Таково было решение вашего суда? Диего. Это его воля. Педро. Вы говорите правду? Диего. Вы же хотели ее знать? Педро. Я не взял вину на себя и убил. Диего. Инес и меня. Я выпил вино, которое вы мне налили. Педро. Что вы за человек? Диего. Обыкновенный человек, как и вы. Не больше и не меньше.
Режиссер. Он умер? Драматург. Умер. Режиссер. Два убийства за десять минут. Как в кино. Вы делаете успехи. Драматург. Вы ожидали другого? Режиссер. И тут Педро просыпается? Драматург (удивленно). Как это просыпается? Режиссер. Но ведь это был сон, грезы? Драматург (смущенно). Как так? Режиссер. Одинокая душа, пропасть сна, в которой она пребывает, далекая холмистая местность, затерявшаяся где-то в унылых горах, озеро в час заката (это ваше описание, не так ли?), затерявшийся большой город со старинными домами и диковинными фронтонами, устремленными в ночное небо, – и все это в бледном сиянии луны. Впечатляющая ночь, недалеко и до страшных видений. Ваш рассказ смахивает на видение, все – как в грезах. Драматург. Действительно, такое могло привидеться человеку: и бездыханная женщина в нише под темной картиной, и его двойник, распростертый в кресле у деревянного необычайных размеров стола – и все это в безжалостном свете наступающего дня. Режиссер (удивленно). Что вы хотите этим сказать? Драматург. Мужчина вышел на улицу, залитую серебряным светом занимающегося утра, окончательно захватившего власть над городом. Он готов предстать перед судом как виновный в убийстве. Режиссер (пораженно). Так это был не сон? Драматург. О сне и речи не было. Режиссер. Я протестую. Еще бог с ним, с вашим утром, с его серебряным светом и властью; не сомневаюсь, что вы можете договориться и до свободно парящего в небе солнца. Но поймите, что недостаточно дешевой бутафории света и тьмы, чтобы считать дело сделанным. Драматург. А если бы мужчина проснулся, если бы все это оказалось лишь страшным сном – вы были бы довольны? Режиссер. Это было бы по крайней мере развязкой. Во сне можно пережить все что угодно, даже несправедливость. Во сне страх – явление законное. Но вы хотите перенести историю, которую мне здесь рассказали, из сна в действительность. И ваша история приобретает зловещий оттенок. Драматург. Это мой принцип – рассказывать исключительно страшные истории. Режиссер. У вас это здорово получается. С человеком, которого мы назвали Диего, поступили бесчеловечно. Драматург. Вы имели в виду Педро? Режиссер. Мне все равно, как его зовут. Драматург. Я всегда был такого мнения. Режиссер. Речь идет о более важном, нежели их имена. Я согласен – человек может убить, стать, таким образом, виновным в преступлении. Но мы обязаны рассмотреть среду, обстоятельства, которые привели его к убийству, и тогда приходишь к мысли, что он невиновен в убийстве. Вы только прислушайтесь: он совершил преступление, потому что не взял на себя вину за преступление, которого не совершал! Этого нельзя требовать от человека! Его сегодняшняя вина не может оправдать несправедливость к нему. Это бессердечно – требовать взять вину за другого. Я хочу говорить с ним. Драматург. Вы хотите говорить с ним? Режиссер. Разве я не режиссер? Драматург. Да, вы имеете на это право. Режиссер. Где мне найти его? Драматург. Когда двойник умер, человек покинул дом и теперь бродит по городу.
Мужчина. Я убил! Слышите, люди, я убил! Я бегу по городу: улицы, площади, все дальше и дальше… Я виновен, виновен в смерти мужчины и женщины. Я убил их, отныне я убийца!
Драматург. Он бежит по улицам города, воздев к небу руки и обратив к нему свои глаза. Режиссер. Я подожду его здесь, на углу улицы. Драматург. Он скоро появится перед вами из света и тьмы. Приближаются торопливые шаги. Режиссер. Стойте! Подождите! Я прошу вас! Мужчина. Кто зовет меня? Режиссер. Друг. Мужчина. Что вам нужно? Режиссер. Я хочу поговорить с вами. Мужчина. Я убийца. Режиссер. Не уходите. Мужчина. Мне нечего больше сказать. Режиссер. Я здесь из-за вас, я ждал, я буду защищать вас до последнего. Мужчина. Мне не нужна помощь. Режиссер. Несчастье ваше велико. Верховный суд всесилен, но мы добьемся – вас оправдают. Мужчина, Я убил. Режиссер. Вы запутались. Большое несчастье свалилось на вас, и вы запутались. Если вы все обдумаете, вам станет ясно, что вы невиновны. Определенная вина, конечно, лежит на вас, но, принимая во внимание образ действий суда и несправедливость смертного приговора, что вам вынесли… Вас принудили этой кошмарной несправедливостью к убийству. Мужчина. Я покоряюсь Верховному суду. Режиссер. Суд не прав. Он с самого начала решил против вас. Мужчина. Сегодня я вижу, что он был прав. Режиссер. Нельзя осудить на смерть человека по обвинению в преступлении, которого он не
Режиссер. И что дальше? Драматург. Мужчина, названный нами Педро, стоит перед своим двойником Диего, сидящим за столом, и смотрит на него. Затем садится, берет кувшин и разливает вино в стаканы. Режиссер. Они пьют? Драматург. Пьют. Оба. Диего долго смотрит на Педро испытующим взглядом. Глаза его словно два холодных камня на властном лице. Диего отнимает стакан от губ и – выпускает его из рук. Звук разбивающегося стакана. Драматург. Диего роняет голову на руки. Педро вскакивает. Свечи догорели, стены погрузились в темноту, только на полу и на столе блестят лужи вина. Двойник с усилием, тяжело дыша, выпрямляется и снова валится в кресло. Лицо такое же властное, тот же холод в гаснущем взоре. Педро бросается к умирающему и кричит ему в ухо. Утро все более властно и угрожающе заполоняет комнату. Педро. Скажи мне правду. Диего (медленно). Уже утро? Педро. Ты слышишь меня. Диего. Слышу. Я легко умираю. Педро. Вы знали, что я убью вас? Знали? Диего. Я же говорил вам… Педро. Зачем было освобождать меня, раз знали? Диего. Вредно знать правду. Педро. Скажите, я хочу знать! Диего. Я пришел в вашу камеру, чтобы умереть за вас. Но вы отказались взять на себя мою вину. Педро (тихо). Да, я не взял вашу вину на себя. Диего. Если бы вы сделали это, вы были бы свободны сейчас. Педро. Свободен? Не понимаю. Диего. Так решил Верховный суд. Я охотно умер бы за вас. Педро. Таково было решение вашего суда? Диего. Это его воля. Педро. Вы говорите правду? Диего. Вы же хотели ее знать? Педро. Я не взял вину на себя и убил. Диего. Инес и меня. Я выпил вино, которое вы мне налили. Педро. Что вы за человек? Диего. Обыкновенный человек, как и вы. Не больше и не меньше.
Режиссер. Он умер? Драматург. Умер. Режиссер. Два убийства за десять минут. Как в кино. Вы делаете успехи. Драматург. Вы ожидали другого? Режиссер. И тут Педро просыпается? Драматург (удивленно). Как это просыпается? Режиссер. Но ведь это был сон, грезы? Драматург (смущенно). Как так? Режиссер. Одинокая душа, пропасть сна, в которой она пребывает, далекая холмистая местность, затерявшаяся где-то в унылых горах, озеро в час заката (это ваше описание, не так ли?), затерявшийся большой город со старинными домами и диковинными фронтонами, устремленными в ночное небо, – и все это в бледном сиянии луны. Впечатляющая ночь, недалеко и до страшных видений. Ваш рассказ смахивает на видение, все – как в грезах. Драматург. Действительно, такое могло привидеться человеку: и бездыханная женщина в нише под темной картиной, и его двойник, распростертый в кресле у деревянного необычайных размеров стола – и все это в безжалостном свете наступающего дня. Режиссер (удивленно). Что вы хотите этим сказать? Драматург. Мужчина вышел на улицу, залитую серебряным светом занимающегося утра, окончательно захватившего власть над городом. Он готов предстать перед судом как виновный в убийстве. Режиссер (пораженно). Так это был не сон? Драматург. О сне и речи не было. Режиссер. Я протестую. Еще бог с ним, с вашим утром, с его серебряным светом и властью; не сомневаюсь, что вы можете договориться и до свободно парящего в небе солнца. Но поймите, что недостаточно дешевой бутафории света и тьмы, чтобы считать дело сделанным. Драматург. А если бы мужчина проснулся, если бы все это оказалось лишь страшным сном – вы были бы довольны? Режиссер. Это было бы по крайней мере развязкой. Во сне можно пережить все что угодно, даже несправедливость. Во сне страх – явление законное. Но вы хотите перенести историю, которую мне здесь рассказали, из сна в действительность. И ваша история приобретает зловещий оттенок. Драматург. Это мой принцип – рассказывать исключительно страшные истории. Режиссер. У вас это здорово получается. С человеком, которого мы назвали Диего, поступили бесчеловечно. Драматург. Вы имели в виду Педро? Режиссер. Мне все равно, как его зовут. Драматург. Я всегда был такого мнения. Режиссер. Речь идет о более важном, нежели их имена. Я согласен – человек может убить, стать, таким образом, виновным в преступлении. Но мы обязаны рассмотреть среду, обстоятельства, которые привели его к убийству, и тогда приходишь к мысли, что он невиновен в убийстве. Вы только прислушайтесь: он совершил преступление, потому что не взял на себя вину за преступление, которого не совершал! Этого нельзя требовать от человека! Его сегодняшняя вина не может оправдать несправедливость к нему. Это бессердечно – требовать взять вину за другого. Я хочу говорить с ним. Драматург. Вы хотите говорить с ним? Режиссер. Разве я не режиссер? Драматург. Да, вы имеете на это право. Режиссер. Где мне найти его? Драматург. Когда двойник умер, человек покинул дом и теперь бродит по городу.
Мужчина. Я убил! Слышите, люди, я убил! Я бегу по городу: улицы, площади, все дальше и дальше… Я виновен, виновен в смерти мужчины и женщины. Я убил их, отныне я убийца!
Драматург. Он бежит по улицам города, воздев к небу руки и обратив к нему свои глаза. Режиссер. Я подожду его здесь, на углу улицы. Драматург. Он скоро появится перед вами из света и тьмы. Приближаются торопливые шаги. Режиссер. Стойте! Подождите! Я прошу вас! Мужчина. Кто зовет меня? Режиссер. Друг. Мужчина. Что вам нужно? Режиссер. Я хочу поговорить с вами. Мужчина. Я убийца. Режиссер. Не уходите. Мужчина. Мне нечего больше сказать. Режиссер. Я здесь из-за вас, я ждал, я буду защищать вас до последнего. Мужчина. Мне не нужна помощь. Режиссер. Несчастье ваше велико. Верховный суд всесилен, но мы добьемся – вас оправдают. Мужчина, Я убил. Режиссер. Вы запутались. Большое несчастье свалилось на вас, и вы запутались. Если вы все обдумаете, вам станет ясно, что вы невиновны. Определенная вина, конечно, лежит на вас, но, принимая во внимание образ действий суда и несправедливость смертного приговора, что вам вынесли… Вас принудили этой кошмарной несправедливостью к убийству. Мужчина. Я покоряюсь Верховному суду. Режиссер. Суд не прав. Он с самого начала решил против вас. Мужчина. Сегодня я вижу, что он был прав. Режиссер. Нельзя осудить на смерть человека по обвинению в преступлении, которого он не