ходил смотреть, очень любил, только не видал ничего путем и не помню ничего, потому что больше все пьяный. (Встает.) «Пей под ножом Прокопа Ляпунова!»[5] (Садится.) Таким-то пóбытом деньжонки все я ухнул; что осталось, поверил приятелю Африкану Коршунову на божбу да на честное слово; с ним же я пил да гулял, он же всему беспутству заводчик, главный заторщик из бражного[6], он же меня и надул, вывел на свежую воду. И сел я как рак на мели: выпить не на что, а выпить-то хочется. Как тут быть? Куда бежать, тоску девать? Продал платье, все свои модные штуки, взял бумажками, разменял на серебро, серебро на медные, а там только пшик, да и все тут!
Митя. Как же вы жили, Любим Карпыч?
Любим Карпыч. Как жил? Не дай Бог лихому татарину. Жил в просторной квартире, между небом и землей, ни с боков ни сверху нет ничего. Людей стыдно, от свету хоронишься, а выйти на Божий свет надобно: есть нечего. Идешь по улице, все на тебя смотрят… Все видели, какие я штуки выделывал, на лихачах с градом закатывал[7], а теперь иду оборванный да обдерганный, небритый… Покачают головами, да и прочь пойдут. Страмота, страмота, страмота! (Сидит повеся голову.) Есть ремесло хорошее, коммерция выгодная — воровать. Да не гожусь я на это дело — совесть есть, опять же и страшно: никто этой промышленности не одобряет.
Митя. Последнее дело!
Любим Карпыч. Говорят, в других землях за это по талеру плотят, а у нас добрые люди по шеям колотят. Нет, брат, воровать скверно! Это штука стара, ее бросить пора… Да ведь голод-то не тетка, что-нибудь надобно делать! Стал по городу скоморохом ходить, по копеечке собирать, шута из себя разыгрывать, прибаутки рассказывать, артикулы разные выкидывать. Бывало, дрожишь с утра раннего в городе, где-нибудь за углом от людей хоронишься да дожидаешься купцов. Как приедет, особенно кто побогаче, выскочишь, сделаешь колено, ну и даст, кто пятачок, кто гривну. Что наберешь, тем и дышишь день-то, тем и существуешь.
Митя. Вы бы лучше, Любим Карпыч, к брату ехали, чем так жить-то.
Любим Карпыч. Нельзя, втянулся. Эх, Митя, попадешь на эту зарубку — не скоро соскочишь. Да ты не перебивай, твоя речь впереди. Ну вот слушай! Простудился я в городе — зима-то стояла холодная, а я вот в этом пальтишке щеголял, в кулаки подувал, с ноги на ногу перепрыгивал. Свезли меня добрые люди в больницу. Как стал я выздоравливать да в рассудок приходить, хмелю-то нет в голове — страх на меня напал, ужасть на меня нашла!.. Как я жил? Что я за дела делал? Стал я тосковать, да так тосковать, что, кажется, умереть лучше. Так уж решился, как совсем выздоровею, так сходить Богу помолиться да идти к брату, пусть возьмет хоть в дворники. Так и сделал. Бух ему в ноги!.. Будь, говорю, вместо отца! Жил так и так, теперь хочу за ум взяться. А ты знаешь, как брат меня принял! Ему, видишь, стыдно, что у него брат такой. А ты поддержи меня, говорю ему, оправь, обласкай, я человек буду. Так нет, говорит, — куда я тебя дену. Ко мне гости хорошие ездят, купцы богатые, дворяне; ты, говорит, с меня голову снимешь. По моим чувствам и понятиям мне бы совсем, говорит, не в этом роду родиться. Я, видишь, говорит, как живу: кто может заметить, что у нас тятенька мужик был? С меня, говорит, и этого стыда довольно, а то еще тебя на шею навязать. Сразил он меня, как громом! С этих-то слов я опять стал зашибаться немного. Ну, да, я думаю, Бог с ним, у него вот эта кость очень толста. (Показывает на лоб.) Ему, дураку, наука нужна. Нам, дуракам, не впрок богатство, оно нас портит. С деньгами нужно обращаться умеючи… (Дремлет.) Митя, я полежу у тебя, мне соснуть хочется.
Митя. Прилягте, Любим Карпыч.
Любим Карпыч (встает). Митя, ты мне денег не давай… то есть много не давай, а немножко дай. Я вот сосну, да схожу погреться немного, понимаешь!.. Только я немного… ни-ни!.. Будет дурачиться.
Митя (вынимает деньги). Вот извольте, сколько вам нужно.
Любим Карпыч (берет). Гривенник надо. Тут все серебро, мне серебра не надо. Ты дай мне еще семитку, вот и будет в настоящий такт.
(Митя дает.)
Вот и довольно. Добрая ты душа, Митя! (Ложится.) Брат не умеет ценить тебя. Ну, да я с ним штуку сделаю. Дуракам богатство — зло! Дай умному человеку деньги, он дело сделает. Я походил по Москве-то, я все видел, все… Большую науку произошел! А дураку лучше денег не давай, а то он заломается… фу, фу, фу, трр!.. вот как брат, да как я, скотина… (Полусонным голосом.) Митя, я ночевать к тебе приду. Митя. Приходите. Теперь контора пустая… праздники… Любим Карпыч (засыпая). А я с братом смешную штуку сделаю. (Засыпает.) Митя (подойдя к двери, вынимает письмо из кармана). Что-то тут? Боюсь!.. Руки дрожат!.. Ну уж, что будет, то будет — прочитаю. (Читает.) «И я тебя люблю. Любовь Торцова». (Схватывает себя за голову и убегает.)
Любовь Гордеевна и Анна Ивановна входят из двери освещенной.
Анна Ивановна. Что ж это они не идут, соколы-то наши?.. Не сходить ли за ними? Любовь Гордеевна. Нет, не надо. А то, пожалуй, сходи. (Обнимает ее.) Сходи-ка, Аннушка. Анна Ивановна. Что, видно, защемило сердечко-то? Любовь Гордеевна. Ах, Аннушка, как я его люблю-то, кабы ты знала!.. Анна Ивановна. А ты, девка, люби, да ума не теряй. Не давай повадки, чтоб не было оглядки. Посмотри прежде хорошенько, каков парень-то. Любовь Гордеевна. Парень-то хороший… Больно уж он мне по сердцу, такой тихий да сиротливый. Анна Ивановна. Ну, а коли хорош, так люби, тебе ближе знать. Я ведь так говорю, к примеру. Мало ли нашей сестры от них плачутся. Долго ль до греха, не спросившись-то ума-разума. Любовь Гордеевна. Что наша любовь? Как былинка в поле: не расцветет путем, да и поблекнет. Анна Ивановна. Постой-ка, девушка, никак кто-то идет. Не он ли? Я пойду, а ты подожди, может, это и он… Потолкуете по душе. (Уходит.)
Входит Митя.
Любовь Гордеевна и Митя.
Любовь Гордеевна. Кто там? Митя. Я-с, Митя. Любовь Гордеевна. Что ж ты так долго не шел? Митя. Меня задержали-с. (Подходит.) Любовь Гордеевна, вы одне-с? Любовь Гордеевна. Одна. А что? Митя. Любовь Гордеевна, как прикажете понимать вашу записку, в правду или в шутку-с?
Любовь Гордеевна молчит.
Скажите, Любовь Гордеевна! Я теперича нахожусь в таком сумнении,
(Митя дает.)
Вот и довольно. Добрая ты душа, Митя! (Ложится.) Брат не умеет ценить тебя. Ну, да я с ним штуку сделаю. Дуракам богатство — зло! Дай умному человеку деньги, он дело сделает. Я походил по Москве-то, я все видел, все… Большую науку произошел! А дураку лучше денег не давай, а то он заломается… фу, фу, фу, трр!.. вот как брат, да как я, скотина… (Полусонным голосом.) Митя, я ночевать к тебе приду. Митя. Приходите. Теперь контора пустая… праздники… Любим Карпыч (засыпая). А я с братом смешную штуку сделаю. (Засыпает.) Митя (подойдя к двери, вынимает письмо из кармана). Что-то тут? Боюсь!.. Руки дрожат!.. Ну уж, что будет, то будет — прочитаю. (Читает.) «И я тебя люблю. Любовь Торцова». (Схватывает себя за голову и убегает.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Гостиная в доме Торцова. У задней стены диван, перед диваном круглый стол и шесть кресел, по три на стороне; в левом углу дверь; на стенах по зеркалу и под ними маленькие столики; в боковых стенах по двери и дверь на задней в углу. На сцене темно; из левой двери свет.ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Любовь Гордеевна и Анна Ивановна входят из двери освещенной.
Анна Ивановна. Что ж это они не идут, соколы-то наши?.. Не сходить ли за ними? Любовь Гордеевна. Нет, не надо. А то, пожалуй, сходи. (Обнимает ее.) Сходи-ка, Аннушка. Анна Ивановна. Что, видно, защемило сердечко-то? Любовь Гордеевна. Ах, Аннушка, как я его люблю-то, кабы ты знала!.. Анна Ивановна. А ты, девка, люби, да ума не теряй. Не давай повадки, чтоб не было оглядки. Посмотри прежде хорошенько, каков парень-то. Любовь Гордеевна. Парень-то хороший… Больно уж он мне по сердцу, такой тихий да сиротливый. Анна Ивановна. Ну, а коли хорош, так люби, тебе ближе знать. Я ведь так говорю, к примеру. Мало ли нашей сестры от них плачутся. Долго ль до греха, не спросившись-то ума-разума. Любовь Гордеевна. Что наша любовь? Как былинка в поле: не расцветет путем, да и поблекнет. Анна Ивановна. Постой-ка, девушка, никак кто-то идет. Не он ли? Я пойду, а ты подожди, может, это и он… Потолкуете по душе. (Уходит.)
Входит Митя.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Любовь Гордеевна и Митя.
Любовь Гордеевна. Кто там? Митя. Я-с, Митя. Любовь Гордеевна. Что ж ты так долго не шел? Митя. Меня задержали-с. (Подходит.) Любовь Гордеевна, вы одне-с? Любовь Гордеевна. Одна. А что? Митя. Любовь Гордеевна, как прикажете понимать вашу записку, в правду или в шутку-с?
Любовь Гордеевна молчит.
Скажите, Любовь Гордеевна! Я теперича нахожусь в таком сумнении,