Литвек - электронная библиотека >> Гай Валерий Катулл >> Античная литература и др. >> Книга стихотворений >> страница 3
тысячи тысяч поцелуев
Перестали меня считать мужчиной?
Вот ужо я вас <…….>

17[17]

О Колония, хочешь ты на мосту своём длинном
Порезвиться и поплясать, да боишься решиться:
Стар мостишко, столбами слаб, да и строен из дряни,
Бедный рухнет того гляди в тину кверху ногами.
5 Пусть же мост, как желаешь ты, ветхий сменится крепким
И окажется даже впрок для священных плясаний.
Я, Колония, между тем, всласть хочу насмеяться:
Есть у нас гражданин один — вот кого бы охотно
Я с моста твоего швырнул с головой и ногами;
10 Только там, непременно там, где болотина шире,
Где зловонная гуще грязь и бездоннее тина.
Больно он не остёр умом, понимает не больше,
Чем в дрожащих руках отца годовалый младенец.
А у глупого есть жена в лучшем возрасте жизни,
15 Избалованней и нежней, чем козлёнок молочный:
Вот за ней бы и глаз да глаз, как за спелою гроздью,
А ему-то и дела нет, пусть гуляет, как хочет,
Он лежит, не подымется, как в канаве ольшина,
Чей у корня подрублен ствол топором лигурийца,
20 И не чувствует, есть жена или всё уж пропало.
Точно так же и мой чурбан: спит — не слышит, не видит,
И не знает, кто сам он есть, и живёт он, иль мёртвый.
Вот его и хотел бы я с вашей сбросить мостины —
Тут, авось, уж встряхнётся он, как хлебнёт из болота
25 И оставит в густой грязи непробудную спячку,
Как во вмятине вязкой мул оставляет подкову.

Стихотворения 18—20 отсутствуют[18]


21[21]

Ты, о всех голодов отец, Аврелий,
Тех, что были уже и есть поныне,
И которые впредь нам угрожают,
Вздумал ты обладать моим любимцем,
5 И притом на виду: везде мы вместе,
Льнёшь к нему и забавам всяким учишь.
Тщетно. Сколько ни строй мне всяких козней,
Всё же первый тебя я обмараю.
Если будете вы блудить, наевшись,
10 Я, пожалуй, стерплю. Но вдруг — о горе! —
Будешь голодом ты морить мальчишку?
Это дело ты брось, пока прилично,
Или бросишь, когда замаран будешь.

22[22]

Суффен, которого ты знаешь, Вар, близко, —
Прелестный человек: умён, остёр, вежлив.
Но он же и стихов насочинял бездну:
В день выдаёт по десять тысяч строк с лишним.
5 И не на палимпсесте он стихи пишет,
Как водится, — папирус у него царский,
На новых палках, шнур и переплёт — красны,
Свинцом линован свиток и оттерт пемзой.
Но почитай стихи… и где ж Суффен прежний?
10 Из них глядит пастух иль землекоп серый,
И до чего же страшный, не узнать вовсе.
Так, значит, тот, кого мы шутником звали
И тёртым остряком, или ещё хуже, —
На деле груб, грубее мужичья, только
15 Своих стихов коснётся. Для него слаще
Минуты нет, когда стихи писать сядет.
Как он любуется собой и как счастлив!
Но все мы слабы: нет ведь никого, в ком бы
Не обнаружился Суффен, хотя б в малом.
20 Так суждено, у каждого своя слабость.
Никто не видит сам, что за спиной носит.

23[23]

Фурий, раб за тобой ларца не носит,
Нет клопов, пауков, тепла в жаровне,
Есть родитель зато с женой, чьи зубы
Даже камень, и то глодать готовы.
5 Ты с подобным отцом и с этой чуркой,
То есть мачехой, жить отлично можешь.
Что ж тут дивного? — все вы трое здравы,
И желудок варит, и не дрожите,
Что ваш дом погорит иль рухнет за ночь;
10 Не грозит вам злодей, вам яд не страшен,
Ни иная беда, каких немало.
Тело ссохлось у вас, как роговое,
Иль, вернее, любого рога твёрже
От жары и от стуж, — к тому же голод!
15 Не на зависть ли всем такая доля?
Не потеете, не течёт из носа,
И слюна не бежит, и нет мокроты.
Но о том я скажу, что поопрятней,
Что любой солоницы зад твой чище:
20 За год десять лишь раз на низ ты ходишь,
Да и какаешь ты бобом да галькой.
Если ж их растирать начнёшь в ладонях,
Так и пальцев себе не замараешь.
Эту выгоду, Фурий, это счастье
25 Не считай пустяком, не презирай их!
Так каких ещё в долг тебе сто тысяч?
Брось просить: и без этого ты счастлив!

24[24]

Всех Ювенциев цвет, причём не только
Ныне здравствующих, но живших раньше,
Даже тех, кому жить ещё придётся, —
Лучше денег ты сунь сему Мидасу
5 Без раба и ларца, чтоб он не думал
Впредь тебе докучать своей любовью.
«Разве ж он не красив?» — Красив, да только
Ни раба, ни ларца при нём не видно.
Что захочется, делай с ним, но помни:
10 Ни раба, ни ларца при нём не видно.

25[25]

Распутный Талл, ты, неженка, нежней мозгов гусиных,
Ты, мягче пуха кроличья, иль нитей паутинных,
Дряблее плоти старческой, иль самой мочки уха, —
И ты же, Талл, по части краж неистовее бури,
5 Когда зевакам выпившим смежит богиня веки!
Ты плащ мне возврати, о Талл, украденный тобою,
Платок сетабский, пёстрые, узорные вифинки,
Их напоказ ты выставил, как родовые, дурень!
Ты из когтей их выпусти и мне верни скорее,
10 Не то бока завядшие и дрябленькие руки —
Дождёшься сраму! — жгучая тебе распишет плётка,
И, как корабль, застигнутый жестокой бурей в море,
Тогда ты под рукой моей заскачешь против воли!

26[26]

Фурий, домик твой сельский от всех ветров
Южных, северных, западных, восточных
Загорожен, точней сказать, заложен, —
По оценке, в пятнадцать тысяч двести.
О, ужаснейший ветер и зловредный!

27[27]

Мальчик, распорядись фалерном старым,
Наливай мне вино покрепче в чашу, —
Так Постумия, правя пир, велела,
Пьяных гроздьев сама пьяней налившись.
Ты же прочь уходи, вина погибель,
Ключевая струя, ступай к суровым, —
Здесь несмешанный сок Фиониана.

28[28]