- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (84) »
строке все время было одно и то же, но прочесть их было нельзя, потому что письмена все время менялись, превращаясь одни в другие, становясь шифром мифа неведомого кода.
Строки извивались, как змеи, дрожали и, пружинисто сплетаясь, вспыхивали беззвучными искрами, и искры превращались в звезды. И я увидел дрожащие звезды, к которым со всех сторон сбегались лучи света, сгоняя звезды в кучи и вихри. А не так, как всегда, когда лучи разлетались от звезд.
И я, Зотов, вижу природный катаклизм, рождение любви.
Наверно, такое было на виноградниках, когда родился Дионис, но казалось, что это было, когда и Дионис еще не родился.
Клонило и трепало ветром кусты, луна скакала по облакам как козочка, беззвучный хруст стоял в лесу, и листья лепили беззвучные пощечины. Помойки и нужники пустырей переворачивались могучей невидимой рукой, из них сыпалась гнилая сволочь и слизь, громоздилась в холмы и тут же зарастала лесом и подлеском. И меж стволов колюче вставали на дыбы кружевные олени. И в камышах мелькало гибкое светлое прекрасное тело Сиринги, песенки Тростника.
Все летело навстречу, и ни к чему нельзя было прикоснуться: рука не дотягивалась до желанного — еще сантиметр, еще миллиметр, еще микрон — но рука не дотягивалась.
— Отец, не смотри! — крикнул яростный голос Витьки. — Отец, не смотри! Нельзя! Очнись! Это тебе не надо!..
— Витька, ты полюбил? — спросил я.
— Да, отец, — сказал он. — Навеки.
2
Ах, Зотов, Зотов, старая орясина, когда же это все началось? Может быть, когда Таня ходила к старику Непрядвину? А может, еще раньше, когда Петр-первый Таню щупал? В каком же году он Таню щупал? Ах, Петр Алексеич, исторические события надо помнить… Вспомнил? Ага. Это началось, когда брат в лапту играл посередь улицы, а Ванька Щекин заорал: — Николай-второй, беги! Колька побежал до черты, а его господин за ворот — цап! — Тебя как назвали? — Николай-второй. Господин ему по шее, по шее. — За что, дяденька? — Веди к отцу, а то полицию кликну! — И свисток. — Не свисти, дяденька. Пришли к деду. Господин сыщик все выяснил и спрашивает: — Почему твоего внука царским именем зовут? Дед говорит: — Он у нас, Колька, родился вторым, а Петр — первым у нас родился. — Как это Петр-первый? — Петька! Спрыгни с сарая! Покажись господину сыщику! Он спрыгнул, рубаху заправил и говорит: — Ну чего? А ростом он был орясина пятнадцати лет. — Я вас всех, все ваше отродье упеку! Сопливцам своим государевы имена давать! — Имена по святцам, — говорит дед. — А что Петр у нас родился первый, а Николай вторым, — это дело божье. Имена поп давал, а мы не против. — Дедушка, — говорит Петр-первый. — Может, ребят кликнуть? — Не надо… Сам уйдет… Иди, господин сыщик, иди. У нас в семье горе, не до тебя, — говорит дед. — Родной человек помер. А Колька не сам себя назвал, его ребятишки так кличут. Иди, господин сыщик, иди… Места у нас глухие, не ровен час, случится что, иди. Господин сыщик и ушел. А дед отвел Кольку за сараи и выпорол. Лупил и приговаривал: — Запомни этот день, Николай-второй, запомни этот день… Запомнил? Или еще добавить, Николай-второй? — За что бьешь? — орет Колька. — Не я виноват! Сами назвали! — Не за то бью, что назвали, а чтобы запомнил этот день на всю жизнь… Родной нам человек помер, граф Лев Николаевич Толстой, народный заступник. Стало быть, это приключилось в 1910 году. С этого дня, как дед выпорол Николая-второго, Зотов начал жить сознательной жизнью и даже мыслить общественно. Род Зотовых имел происхождение канцелярское. Писарь на фабрике, составляя список нанятых на работу, услышал в конце перечня: «Серегин, Изотов», ошибкой записал: «Серегин и Зотов». И тем сделал деда Афанасия первым в роду. Дед спорить не стал, время было голодное, а дед был неблагонадежный, поскольку не только переплетал старые книги, но и читал их, что ввело его в гордыню, которая и привела к мысли, что род его не хуже царского. Кроме Петра-первого и Николая-второго, были еще Александр-третий, Иван-четвертый. И еще царь Афанасий-немой и царица Дуська — на них царских номеров не хватило. Так и ходили ненумерованные. Афанасий был назван в честь деда Афанасия Зотова, первого в роду, и был немой, а Дуська — в честь бабушки Евдокии, в девичестве Громобоевой. Дед рассказывал: «Громобоевы же произошли от небесного явления. Бабка нашей бабушки разрешилась от бремени мальчиком, когда в сухую погоду огненный шар пролетел тихо через комнату роженицы и разорвался у колодца. Через некоторое время закричал новорожденный голосом беспредельной ужасности, за что был по совокупности причин назван Громобоем». А отец Петра-первого, папанька Алексей Зотов? О нем позже — когда из тюрьмы выйдет. И в зотовском роду было все, что полагается, — и самозванцы, и дворцовые перевороты, и смертоубийства, и победы. И отличались Зотовы от Романовых только двумя отличками — Зотовы работали, а Романовы нет, Зотовы на войну ходили сами а Романовы посылали других. А что касается там образования или разговоров на непонятном языке — то в этом Зотовы от них не отставали. — Ой, Петенька, не надо!.. — Не бойся, Таня, женюсь… — А на что жить будем? — На что все, на то и мы. А погода была — всем погодам погода! А в журнале «Нива» объявление напечатано про знамение времени — СКОРОСТЬ. А в конце восклицание: «СОРОК ВЕРСТ В ЧАС! КТО ВАС ДОГОНИТ?! СПЕШИТЕ ЖИТЬ!» А Петра-первого Зотова торопить было незачем. Ему шестнадцать, и Тане Котельниковой — шестнадцать. Отца ее в пятом году забили на фабрике Шмита, а мать к Асташенкову в питейное подалась помои таскать, у Асташенковых дом с ротондой, четыре трактира по всей Белокаменной и в каждом — по «маркизе». Все маркизы в теле, а жена тощая метла — ему с ней неинтересно. Сын в университете римские права переписывает, дочь на арфе гудит — ногами обхватит и пальцами вцепится, а учитель над нею — ко-ко-ко… ко-ко-ко… дора, фа-соля, ляси и за пазуху заглядывает. У всех нужники на пустыре, на одно очко, а у Асташенковых — в доме, фаянсовый, сидячий с синей надписью — на донышке с лужицей, и ручка белая на цепи. Ей-бо! Не вру. Потяни — все в Яузу унесет! Двадцатый век! Таня рассказывала — она там прибиралась. — Ой, Петенька, не надо! — Не бойся, Таня, женюсь… — А на что жить будем? — На что все, на то и мы… Зотов Петр-первый вылез из сарая и спрашивает: — Дед, почему меня на красоту тянет, как мышь на сахар? Дед ответил: — Потому что наслаждение красотой есть осознание своего развития. Это- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (84) »