- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (304) »
Захар Прилепин. Есенин: Обещая встречу впереди
Глава первая «Все ощущенья детских лет…» 1895–1914
В 1916 году двадцатилетний Есенин, казавшийся почти подростком, и Клюев, тридцати одного года, выглядевший лет на десять старше своего возраста, приехали из Петрограда в Москву: брать Белокаменную, утверждать славу. Есенин был на восходе своего дара. Клюев называл Есенина жаворонком: тот ёжился, но пока терпел. Гуляли по Москве; Клюев наставлял, Есенин посмеивался; но, когда что-то важное звучало, вдруг затихал, слушал очень серьёзно, запоминал. Ещё вчера бывший учеником, к тому году Есенин стал настоящим мастером. Просто не все пока об этом знали. Но он уже слышал весть: «…говорят, что я завтра стану / Знаменитый русский поэт». Есенин мечтал об этом более всего — и всё сбывалось. Клюев тоже видел, что жаворонок его завтра устремится прочь. Гуляли поэтому подолгу; из любых гостей шли пешком, трезвые. Есенин тогда даже не курил толком. Часа в три ночи оказались у храма Христа Спасителя, решили зайти внутрь. Клюев перекрестился степенно, со значением, поклон положил глубокий. Есенин тоже перекрестился — и не столько поклонился, сколько боднул непослушной головой: здравствуй, Господи, это я. Щурились в полутьме на горящие свечи, после уличного сквозняка перестраивали дыхание на другой вкус. Оба притихли. От стены шагнула схимница в чёрном плате и, указав на Есенина, велела спокойно: — Уходи отсюда, висельник.
* * *
«Он не такой, как мы, он бог знает кто…» — говорил Александр Никитич Есенин про своего сына Сергея. Отец, как утверждал Сергей, сам слагал песни. Их не записали. Более того — сын, обладавший уникальной памятью и помнивший сотни стихов наизусть, из сочинённого отцом не запомнил ни строчки. Никто из сестёр Сергея не упоминает о литературных опытах отца. Скорее всего, Есенин это придумал. Быть может, раз, подзабыв текст, отец на свой лад переиначил какую-то песню — получилось вроде сам сложил. Что-то же нужно про отца сказать. Хоть что-то. В биографии или, вернее сказать, в мифологии Сергея Есенина отца как бы и нет. Есенин говорил неоднократно, всякий раз почти случайно, что отец у него — красивый, умный. Первый свой гонорар он отдал отцу, но… спроси у любого: был у Есенина отец? А что за отец? Никто толком не знает. Мать точно была, в шушуне. Причём с матерью всё не так просто, как может показаться по есенинским стихам. И всё равно — со временем мать он канонизировал. А у отца — даже имени-отчества толком нет, если судить по написанному Есениным. В короткой автобиографии 1916 года Есенин пишет о себе: «сын крестьянина». В автобиографии от 14 мая 1922 года: «Я сын крестьянина». И дальше: «С двух лет, по бедности отца и многочисленности семейства, был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери». В автобиографии 1923 года: «Сын крестьянина». Ни в одной из трёх автобиографий мало того что по имени-отчеству отца не считает нужным назвать, но ещё и ни слова о нём не говорит — хотя с тёплыми чувствами вспоминает деда, бабку и дадьёв по материнской линии и тем более поэтических учителей. В автобиографии 1924 года у отца наконец появляется имя — но более ничего. И здесь Есенин в который раз пишет о бабке, деде с материнской стороны, няньке; появляется припадочный дядька; упоминает он Городецкого и Блока. В последней автобиографии 1925 года нет ни отцовского имени, ни «сына крестьянина» — зато снова: дед, бабушка, дядья; всё те же поэты старшего поколения, однажды признавшие в юном Есенине если ещё не равного, то достойного. Отец между тем потерялся. Что же у нас с отцом? Александр Никитич в ранней юности пел в церковном хоре дискантом. Возили его на свадьбы и похороны: красивый, поёт. Что-то в этом уже есть от будущей судьбы его сына. Матери — то есть бабушке Сергея Есенина — предлагали отдать Сашу в рязанский собор певчим. Но та рассудила иначе. Вместо храма угодил он двенадцатилетним мальчиком в Москву к мяснику. Всё, что успел накрестьянствовать, — в лучшем случае пацанские подсобные работы: сено поворошить, корову пригнать, подойник принести. Проще говоря: никаким крестьянином Александр Никитич не был. Есенинская поэтическая строчка: «У меня отец крестьянин, / Ну а я крестьянский сын» — это метафора. Но «У меня отец лавочник, а я сын лавочника» — так не прозвучало бы. Может, отец казался Есенину недостаточно, что ли, колоритным?.. (Деревенские вспоминали его как «тихого» и «скромного»; разве такой отец должен быть у будущего всероссийского хулигана?) Пробыв шесть лет мальчиком на побегушках, Александр Никитич дорос до приказчика. (Сёстры Есенина, избегая слова «приказчик», имевшего в те времена исключительно отрицательные коннотации, называют его мясником. Был мальчиком на побегушках, дорос до мясника — получалось вроде как отец скотину забивал сам; но нет — он, серьёзный и ответственный парень, присматривал за всеми остальными: считал, торговал, докладывал купцу.) В 1891 году, 8 июля, восемнадцатилетний Александр Никитич женился на шестнадцатилетней Татьяне Фёдоровне Титовой. Таня себе другого константиновского паренька желала — но родители её слушать не стали. Невесту, чтобы не сбежала, не выпускали из дома, а накануне венчания посадили в подпол. Венчаться повели прямо из подпола — холодную ещё, будто чуть ослепшую от солнечного света. Свадьбу играли в день почитания Казанской иконы Божией Матери. В праздники, тем более престольные, венчают редко, но тут обе семьи были уважаемые, приметные, а жениху московский купец дал всего несколько отгульных дней. Детей у них три года не было — не получалось. Свекровь, конечно, винила в этом молодую сноху. Первым, в 1894 году, у них родился сын Пётр. Прожил десять месяцев и умер — 21 ноября того же года. Вторым — 21 сентября (по новом стилю — 3 октября) 1895-го — появился на свет Сергей. Зачали его через месяц, а то и меньше, после похорон первенца: ждать нечего, всё равно мужу скоро в московскую лавку возвращаться, а то другого приказчика найдут. Родился Сергей в доме деда по отцовской линии. Крестили спустя три дня после рождения, в храме в честь Казанской иконы Божией Матери села Константиново. Назван был в честь преподобного Сергия Радонежского. Имя выбрала мать, с отцом не советовалась. Бабка по отцовской линии пыталась возражать, но мать настояла на своём, и совершавший обряд священник Иоанн Смирнов её поддержал.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (304) »