жеребца влекут упряжку, дышло не дает упасть в постромках.

Круто вниз берет Солнца дорога, уж видна ладья та золотая, что титана-солнце на восток к Олимпу возвращала. Но не стал пресветлый Гелий-Солнце на восток кормило ладьи править. Повернул ладью с повозкой и конями он к той бухте, где жила Иниида.

Он бродил по траве и по камням, выкликая имя Инииды. А на берегу стояли кони – жеребцы гнедые с кобылицей. И роняла наземь она слезы, видя, как титан ее же ищет. Как берет он в руки лиру, что она во гневе повредила. Как он заклинает здешний ветер отыскать его любимую, Ини́иду.

Не найдя любимой, Солнце-Гелий переправился чрез Океан с конями. И вознесся быстро на Олимп он. Он шептал, что обратится к Гее, бабка внука строго пусть накажет. Думал Гелий, что себе Кронион для утехи взял дочь Иния седого.

Выпрягает сам пресветлый Гелий жеребцов гнедых и кобылицу, сам по стойлам он коней разводит – уж такой придумал он обычай. Треплет он по шее кобылицу, удивляется слезам в глазах он конских.

А Ини́ида к родной ладони шелковистой мордою прижалась и глазами темными все смотрит, словно речью человечьей молвит:

–– Гелий, Гелий, это я, Ини́ида. Обратил меня Зевс в кобылицу…

Но титан не смог в глазах чернее ночи темной те слова прочесть. Ушел – к Селене. Может быть, сестра его что знает? Инии́да горько зарыдала. Поняла она, что Гелий участи ее не ведает. И подать ту весть она не может.

А наутро из своих чертогов солнечный титан не вышел. Вместо Гелия Аполлон взошел на колесницу. Кони, к легкой руке прежнего привыкши ездока, храпели и лягались. Но смирил их Феб уздой железной, что Гефест ему на этот случай сделал.

Сребролукий бог весь день нещадно сек бока коней бичом и дергал вожжи, бег упряжки себе подчиняя. Говорили люди – колесница Солнца то едва-едва виднелась в небе, то у самой у земли гремела, травы и деревья опаляя.

Иниида, что была в четверке, тяжести езды не превозмогла. Рухнула гнедая кобылица у воды седого Океана. Аполлон ее тогда не поднял, трех коней с повозкою поставил в золотую ладью Гелия и отбыл по пути к Олимпу, как обычно солнечный титан с конями плавал. А Инииду Феб юный здесь покинул, рассудив: идет пускай на волю.

Был в то время у богини Геры Аргус, многоокий страж, титан небесный . От его пронзительного взора даже мушка – та не укрывалась. Попросили два титана света – Гелий и Селена – Инииду отыскать Аргуса. Действительно ль Кронион титаниду спрятал, сам желая получить ее в свою утеху? Ведь и Аргус из рода титанов. Неужели глух он будет к просьбе?

Передал тот разговор и просьбу Аргус-Страж, Всевидящие Очи, Гере. И богиня испугалась, что и впрямь захочет Зевс, сын Крона, взять себе на ложе Инииду. Если же прекрасен ее голос так, как слышала о нем богиня, вдруг ее муж больше не захочет видеть Геру? Будет Иниида царствовать над всем Олимпом тогда? И задумала она лихое…

Вот что по велению богини сделал Аргус, что все в мире видел. Он убил гнедую кобылицу, дикую, что родом была с Крита. Указал он на нее титанам и сказал – вина то Аполлона. Он загнал и умертвил Ини́иду, не поняв, что та – не просто лошадь.

Настоящая же титанида по веленью Геры сосной стала. И стоит она у Океана и, роняя слезы, плачет горько. А напоены те слезы светом от любви ее к титану-солнцу.

Каждый вечер мимо идет Гелий. Каждый вечер он в ладью садится. И плывет в укромную он бухту, где когда-то пела Инии́да…

(обратно)

О тысячеглазом Аргусе и его верности

Говорят, что некогда на свете А́ргус жил титан, прекрасный ликом. На закате он на холм ложился, подпирая голову рукою, и смотрел он на землю стооко .

Все знал в мире Аргус, все он видел. И о том рассказывал он Гере. И о том, как муж ее Кронион по ночам с высокого Олимпа вниз спускался на людскую землю. И о женщинах из смертных и бессмертных, всех, кого Зевс брал себе на ложе.

Верила словам титана Гера, был он преданным слугой богине. И когда Зевс гневал, грозный ликом, на Аргу́са за его доносы, не давала воли ему Гера сотворить худое что титану.

Но и Гере было неведомо, что скрывает А́ргус звездноокий от богов, что наверху Олимпа пировали в золотых чертогах.

В серебро-зеленом лесу горном, на лугах, украшенных цветами, издавна жила Киана дева, тоже, как и Аргус, титанида. Отцом был ее Нерей правдолюбивый, матерью была лесная нимфа. И по матери Киана тоже лес любила и жила в нем.

Густы были кроны того леса, высоки были его деревья, и не проникал среди ветвей тех взгляд всевидящего Аргуса. Но однажды вышла тихой ночью на опушку светлую Киана. Потянулась к звездам, что мерцали вдалеке на темном небосводе. То не звезды были, были очи Аргуса, числом неисчислимы.

И напомнили они Киане те цветы, что час в году единый расцветали на ее полянах. Были даром от отца Нерея, чтобы помнила о нем Киана. Не цветы то были – с моря жемчуг, что играл со света переливом.

Захотелось юной титаниде те цветы с неба сорвать – и ланью прянула прочь от родного леса к тем холмам, где возлежал Стоокий.

Добежала дева – видит Аргус, многоокий в золотых ресницах. Вспомнила титана титанида по рассказам своего отца Нерея. Правдою отцовской уколола:

–– Аргус ты, титан, богам служащий?

Ничего ей Аргус не ответил. Больно ему стало от той правды. Был он некогда титаном вольным, стал теперь служить богине Гере. Закрыл Аргус от слов девы очи – и померкли звезды в синем небе.

То почувствовала титанида. Пожалела Аргуса всем сердцем:

-– Расскажи мне, ты, что весь мир знаешь, что творится в сторонах далеких?

До утра и до прихода Эос титанида слушала титана. И потом, как только Солнце-Гелий плыл на солнечной ладье с конями, возвращаясь на Олимп высокий, все еще скорбя по Инииде, приходил на светлую опушку Аргус, тысячью очей смотрящий.

Но за разговорами с Кианой позабыл о преданности Гере звездный Аргус. И богиня, что не слышала вестей привычных, стала думать:

–– Подкупил Аргу́са Зевс Кронион, брат и муж неверный?

Приступил к богине Мом, сын Ночи, что правдив был ложью и насмешкой :

–– Ты спроси о том луну-Селену, она тоже ночью землю видит.

Простодушною была Селена, простодушною она казалась. Но смолчала Уранида Гере, и не стала выдавать Аргу́са. Ведь и А́ргус из рода титанов, брат он ей, хоть не родной, как Гелий.

–– Нету на земле того, богиня, о чем бы умалчивал твой Аргус.

И поверила Селене Гера, не лгала ей раньше Уранида. Но спросила раз Гера Аргу́са:

–– На корову Зевс любуется ночами златорогую, что бродит по лугам аргивским . Почему же не сказал о сем ты, верный Аргус?

–– Зевс затмил глаза мне, и не видел я коровы златорогой, –