того, как Миша сделался главарём, Антон играл эту роль. Правда парень слишком жестоко относился не только к жертвам, но и к своим же друзьям.

Антон родился с правильными чертами лица и идеальной кожей, но комплексовал по поводу своего роста. Коротышка доходил Мише до груди. И это не потому, что Миша был высоченный. Нет, сто восемьдесят сантиметров – это считается чуть выше среднего, хотя в классе Миша был выше всех.

Антон побаивался своего вожака, но постоянно прощупывал грань дозволенного. Например, он мог упражняться в язвительности и остроумии, примеряя новые оскорбительные фразочки к своим соплеменникам. Они-то терпели, смалчивали, а вот Миша не допускал к себе такого отношения.

– Вот если человек родился калекой, ему вроде как тяжелее должно быть в жизни. Но всё выходит по-другому. С инвалидов какой спрос? Даже бить таких рука не поднимается.

– Это у тебя-то? – Заржал один из банды.

– А какой мне интерес трясти слабака, который и так еле дышит? А вот если этот доходяга чего-то добьётся в жизни, то все глотки рвут и распинаются, какой он молодец. Но ведь у нормального здорового человека в жизни нет таких поблажек, как у калек. Их все жалеют, мол, не повезло. Но чаще всего они живут лучше, чем мы. Вон Миха какой авторитет. А если бы у него была нормальная кожа, стал бы он таким?

Антон выжидательно посмотрел на Мишу. Вот ведь умеет он сказать. Вроде как и похвалил, и в то же время…

– Это ты меня так культурно инвалидом назвал?

– Нет, я просто, к слову.

– Могу помочь тебе с изучением калек. Хоть сейчас присвою вторую группу инвалидности. А хочешь, первую?

Миша закипал. Его бесил любой намёк на его уродство. Этот козёл давно нарывался. Мише становилось всё сложнее себя сдерживать, и, похоже, настал тот момент, когда придётся вспомнить уроки по боксу.

– Воу, красотка, куда идёшь? – Этот внезапный вопрос относился к девушке. Антон всегда включал самца, когда мимо проходила длинноногая юбка.

Мише сразу же расхотелось марать руки об морду коротышки, потому что теперь он наблюдал за плавной походкой девушки из параллельного класса. Мише нравилось, что она всегда была приветливой. Даже с таким неисправимым грубияном как Антон. Она была одиночкой. Сколько раз Миша замечал, что другие девчонки сбивались стайками после уроков, курили за школой или просто болтали в коридорах, но она всегда была сама по себе. Миша слышал, что она считалась странной. Это на фоне остальных девчонок, которые с шестого класса начали размалёвывать лица, бухать по-взрослому и сношаться с одноклассниками. В последнем он, Миша, сам лично убедился, и не раз. Такие легкодоступные девки привлекали его только первое время, потому что гормоны играли, да и любопытство брало своё. Но вдоволь изучив одинаковые тела начинающих шлюх, Мишу теперь не цепляли короткие платья или татуировки на ягодицах.

Она прошла мимо парней, кивнула им, и продолжила свой путь. В ней всё было необычное. А самое главное – это чувство собственного достоинства, которое сам Миша в себе воспитывал много лет. Она была одета очень невзрачно. Тусклая голубая юбка по колено, желтоватая блузка и вязаная кофта сверху полностью стирали её женственность и сексуальность. А серые кроссовки и вовсе отметали мысль о том, что девушка хочет казаться привлекательной. Может она и не хотела, но Миша считал её очень красивой. В конце десятого класса он осознал, что она ему нравится. По-настоящему.

Когда девушка скрылась из вида, Миша вновь ощутил прилив ярости. Антон ржал и высказывал похабные шуточки про неё.

Глава 2. В подвале

– Лилит, это ты пролила молоко на пол?

– Нет, – тихо прозвучал поспешный ответ.

Мама разочарованно покачала головой. Она не поверила. Лилит никто в семье не верил. Мама вышла из-за стола и вплотную подошла к Лилит, которая стояла возле раковины и чистила огромную кастрюлю.

– Не ври мне. Ты же знаешь, что за враньё бывает, – прошептала мама, но от её слов у Лилит по спине пробежала волна животного страха.

– Знаю, мама.

– Тогда домывай посуду и спускайся в подвал. Я всё подготовлю и позову деда.

Лилит беззвучно втянула воздух, а когда мать вышла из кухни, она, Лилит, позволила себе шумно выдохнуть. Она знала, что будет в подвале. То же, что и вчера, и позавчера, и каждый день с момента, как она себя помнит.

Мама называла это очищением, которое необходимо Лилит, чтобы подготовить её к будущей важной миссии.

– Лилит, спускайся!

За все эти годы Лилит почти привыкла к боли. Почти. На её теле десятки шрамов и сотни ссадин и синяков, но это было не самое страшное. Больше всего Лилит боялась дедушкиной проповеди. Вот что действительно причиняет Лилит боль, только эта пытка намного сильнее физического истязания.

Лилит медленно спустилась в подвал. Там всегда пахло могильной сыростью и гнилью. Дедушка был готов. Он снова надел этот странный наряд, в одной руке он держал книгу, а в другой какой-то деревянный предмет. Лилит столько раз пыталась рассмотреть эту вещицу, но у неё ничего не получалось. Она легла на низенькую скамейку. Толстый кожаный ремень с металлическими шипами висел на привычном месте.

В подвальной комнате было довольно тесно, но Лилит знала, что там есть и другие помещения, в которые ей, Лилит, заходить было запрещено. Каменные стены были изрешечены маленькими дырками, через которые подувал прохладный ветерок, охлаждая её горячее тело.

Первый удар пришёлся на поясницу. Лилит очень захотелось почесать ушибленное место, но как только её рука потянулась к спине, второй шлепок угодил прямо по тонким пальцам. Лилит быстро отдёрнула руку. Она не закричала, и даже не плакала. Лилит знала, что это ничего не изменит. Мать будет продолжать экзекуцию до тех пор, пока дедушка не закончит свою речь. Лилит не смела поднять голову, поэтому её взгляд был направлен в пол. Этот кусочек пола она знала наизусть. Каждый миллиметр, каждую трещинку, каждый бугорок. Уткнувшись в него взглядом его, она старалась обнаружить новые детали. А ещё Лилит любила фантазировать. В своём воображении она представляла, что цементный серый пол – это чистый холст. А когда на него падали капли крови, Лилит старалась дотянуться пальцами и размазать их. Тогда холст начинал оживать, и Лилит могла увидеть на нём зверушку или дерево, а иногда даже целый пейзаж.

Ещё несколько шлепков, и Лилит почувствовала, как по её спине потекло что-то тёплое. Наверное, мама растеребила ещё незажившую рану. Лилит с сожалением подумала о своём платье, которое было и так застиранное и даже с заплатками. Возможно, она походит несколько дней с пятнами. Хорошо, что на красном они будут не так заметны.

Но эти размышления прервал поток боли. Вот