Жетон, эмблема, все дела, блестящий стальной шлем. На плече далматинец. Все мои ровесники завидовали, когда я в нём выходил на улицу. А чего стоил мой велосипед! Ярко красный, как пожарная машина, с хромированными крыльями и спицами, а сзади на багажнике маленькая копия огнетушителя. Руль с большим клаксоном был обвешан проблесковыми маячками. Стоило меня на велосипеде увидеть проезжающему пожарному расчету, как на всю улицу взрывалась сирена в знак приветствия, и если они никуда не спешили, то непременно останавливались, уступая мне дорогу, а затем, кто-нибудь из них кричал, чтобы я обязательно передал привет отцу. Велосипед тоже был его подарок. В те моменты я чувствовал себя настолько счастливым, что казалось, это никогда не должно закончиться и продолжаться вечно. Всё это сделал для меня отец. Я настолько любил его и хотел быть похожим на него, что взрослея, начал полностью копировать все его повадки, мимику, выражения. Даже пытался сделать голос грубым и решительным, как у него, что всегда вызывала смех у матери. Прекрасно помню, когда отец приводил меня к себе на работу в пожарную часть, и я с серьёзным видом, как он, ходил по ней, пристально рассматривая машины, даже не понимая, зачем я это делаю. Там было три автомобиля. Один с лестницей, непосредственно пожарный, вторая машина для спасателей и третья – скорая помощь. Особенно мне нравилась вторая, для команды. Такое количество всевозможных инструментов аккуратно сложенных в разные ящики и в выдвижные шкафы не могли меня, десятилетнего пацана, оставить равнодушным. Чего там только не было. Половины из них я вообще не понимал, для чего это надо, но с умным лицом рассматривал их. Главное для меня было, что так делал мой отец. Я подражал ему во всём. Уже в школе, когда научился держать ручку, постоянно разглядывал его рабочий блокнот, пытаясь повторить написание каждой буквы и цифры. Айван, наверно у всех было что-то похожее?

– Инстинкт подражания, то, о чем ты сейчас рассказываешь, вполне нормальное и распространенное явление. Животным оно спасает жизнь. Малыш смотрит, что делают родители и также прячется от хищников. Поэтому постарайся сделать свою историю не такой пресной, или я возьмусь за книгу, – сухо ответил Стеблин.

– Поверь, то, что я расскажу, это не обыденная история. Просто начало было как у всех, а вот такой финал – только у меня. Наберись терпения, Айван.

– Считай, уже набрался.

– Этот день я запомнил на всю жизнь. Последний день зимы, суббота, 28 февраля 1987 год. Вся Америка вспоминала ту жуткую трагедию случившуюся год назад с “Челленджером”. Я, после школы, в выходные у нас был школьный театр, пошел к отцу на работу в пожарное депо. Как, я уже говорил, мне очень нравилось там находиться. Пожарные сидели в комнате отдыха, смотрели телевизор и обсуждали ту катастрофу шаттла, когда на пульт поступила команда вызова. Отец взял трубку, с серьезным лицом выслушал, ответил, что принято и, обернувшись, резко сказал: “Есть работа”. Пару раз я уже ездил с ним на вызовы. Это были небольшие пожары, с которыми его команда справлялась за считанные минуты. В этот раз всё было намного хуже. Меня всегда поражала та скорость, и четкость движений с какой пожарный расчет был готов к выезду. Уже через шесть минут наши три машины подъезжали к этому семиэтажному дому, верхнюю часть которого полностью заволокло дымом. Огня ещё не было видно. Я, как всегда, отошел в сторону и с гордостью, сжав кулачки, смотрел на то, что делает отец и его команда. Это всегда очень завораживало и приятно напрягало…

Роберт Кейт прервался, пустым взглядом смотря в белый потолок. По всему было видно, что это один из тех моментов в его прошлом, которые не имеют срока хранения, а когда их вспоминаешь, они всегда предстают перед глазами свежими, как пончики, которые только что сошли с линии аппарата. Айван Стеблин, будучи неплохим психологом по своему роду деятельности – аферы, махинации, легализация теневых доходов, прекрасно понимал, о чем сейчас молчит Роберт и, цинизм, пришедший к нему ненавязчиво с годами, считал это молчание слабостью. Не то, чтоб он это осуждал, просто лично для него проявление сентиментальности было тем, что могло погубить раз и навсегда, поэтому слушать плаксивые истории в другой обстановке Айван никогда не стал бы, но здесь, в камере, время хочется убивать всеми попадающими под руку способами. Рассказ Роберта был одним из них, и Стеблин с небольшой долей забавы, решил, закрыв глаза, представлять себе всё услышанное кадрами на экране, как будто он случайно попал на премьеру дешевого, не претендующего стать лидером кинопроката, фильма.

Кейт продолжил свой рассказ, и темнота закрытых глаз Айвана начала наполняться действиями и картинками. Вначале это напоминало комикс, но вскоре всё постепенно оживало и уже вполне походило на киноленту, сперва черно-белую, а затем постепенно обретая цвета. Он четко, во всех подробностях видел маленького Роберта, стоявшего на одном месте среди суеты, царившей вокруг, и смотрящего большими глазами на горящее здание. В одном из окон последнего этажа сквозь дым начало пробиваться пламя, чьи щупальца становились всё длиннее и начинали поглаживать крышу. Лестница пожарной машины устремилась вверх, где из окон выглядывали испуганные люди, махая руками и только по открытому рту, было видно, что они кричат, прося о помощи. На земле их слышно не было, шум внизу поглощал все вопли.

– Айван, ты засыпаешь? – прервал своё повествование Кейт, в голосе которого почувствовалось разочарование.

– Нет, нет. Роберт, продолжай. Не то, чтоб меня очень сильно заинтересовало, но я уже хочу услышать твою историю. Не обращай внимание на опущенные веки. Если я буду засыпать, скажу обязательно, – ответил Стеблин, так и не соизволив приоткрыть глаза. “Сказка на ночь, почему бы и нет”,– улыбнувшись внутри себя, подумал он.

Окна седьмого этажа как будто выстроились в очередь, ожидая приема врача по имени “Пожар”, и он, решив никого не задерживать, проводил свой осмотр в ускоренном режиме. Через несколько минут весь верхний этаж был полностью охвачен пламенем. Соседние улицы наполнились режущим уши воем сирены. Это несколько расчетов мчались со всех сторон на помощь. В данный момент преимущество явно было на стороне огня, который нёс только разрушения и не собирался сдавать позиции. На время Роберт потерял из виду отца, который растворился в темной дымке парадного входа. Сердце учащенно забилось, и он не мог отвести пристальный взгляд от подъезда, которому даже не мешали мелькающие перед глазами люди. Через пару минут он увидел столь дорогой для него силуэт отца в проеме открытой двери парадной. Он