Литвек - электронная библиотека >> Тим Скоренко >> Литературоведение (Филология) и др. >> Учебник стихосложения >> страница 2
вы.
Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.
Я, праздный бродяга, зову мою душу,
Я слоняюсь без всякого дела и, лениво нагнувшись,
Разглядываю летнюю травинку.
Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этой почвы, из этого воздуха;
Рождённый здесь от родителей, рождённых здесь от родителей, тоже рождённых здесь,
Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю эту песню
И надеюсь не окончить до смерти.
Догматы и школы пускай подождут.
Пусть отступят немного назад, они хороши там, где есть, мы не забудем и их.
Я принимаю природу такою, какова она есть, я позволяю ей во всякое время, всегда
Говорить невозбранно с первобытною силою.
(У.Уитмен, перевод К.Чуковского)
Это первая глава знаменитой «Песни о себе», во многом положившей начало современному верлибру. Тем не менее, большая часть встреченных мной верлибров по своему содержанию очень плохи.

Вот другой пример:

И не думайте будто
искусство
вот этот актёр
говорящий
вон с тем
в глубине сцены.
Оно
третий
которого вы не видите
говорящий
вон с тем за кулисами
которого вы не слышите.
(У. Лоуэнфелс, перевод В.Рогова)
Про верлибры могу сказать только одно: чтобы написать действительно хороший верлибр, нужно быть истинным гением. За красивыми рифмами и выдержанностью стиля можно скрыть любые смысловые огрехи, а вот при отсутствии средств технического украшения стихотворения очень непросто точно выдержать смысл и логику того, что читатель должен в стихотворении увидеть. Поэтому: Написать хороший верлибр очень сложно. Когда вы пишете верлибры, это говорит чаще всего не о вашем высоком уровне, а о том, что вы просто не умеете работать с рифмой.

Близки к верлибрам так называемые стихотворения в прозе — небольшие эмоционально насыщенные лирические произведения в прозаической форме без признаков метра и рифмы. Отличительные черты — мелодичность и напевность.

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаянье при виде всего, что свершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!

(И. С. Тургенев)
Стихи в прозе, отмечу, порядком устарели. Многие литературоведы не относят подобные произведения к поэзии. В общем, я согласен с такой точкой зрения. Это, скорее, лиричная и красивая проза.


Другие типы нерифмованного стихотворения — это хокку, танка и несколько других. Специфическая японская поэзия, честно говоря, совершенно не приспособлена и тем более не предназначена для перевода на русский и толкования. Во-первых, эти стихи отражают совершенно чуждую нам философию, во-вторых — в переводе теряется разница между этими типами, хотя в оригинале она есть. С моей точки зрения, писать хокку или танка на русском — просто глупость, примерно такая же, как если бы японец стал бы на японском писать рифмованные четверостишия о берёзках. Специфика японской поэзии обоснована языком, в котором нет слогов долгих и кратких, ударных и неударных и, следовательно, нет стоп.


Хайку (хокку, хаи-каи) — жанр японской поэзии; нерифмованное трехстишие, произошедшее от танка и состоящее из 17 слогов (5+7+5). Зародились в 16 веке в период необычайного расцвета дзэн-буддизма, имевшего государственный статус. Писать истинные хайку мог только подготовленный мастер, прошедший долгий путь совершенствования и оттачивания литературного мастерства. Знание хайку и умение их сочинять со временем стали неотъемлемой частью воспитания японского воина-самурая, который должен был обладать невозмутимостью духа, отрешённостью и умением восхищаться красотой бренного мира. Классиками японской поэзии, создавшими непревзойдённые образцы хайку, были Басё (1644–1694) и Рансэцу (1654–1707).

На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
(Басё, перевод В.Марковой)
Танка (миика-ута) — это также жанр японской поэзии. Нерифмованное пятистишие, состоящее из 31 слога (5+7+5+7+7). Отличается поэтическим изяществом и лаконичностью.

На ночную луну
Подняла я свой взор и спросила:
«Милый мой
Отправляется в путь,
О, когда же мы встретимся снова?»
(Манъесю, перевод А.Глускиной)
К менее известным типам японского стихосложения относится ката-ута (схема 5+5+7), ута сендока (удвоенная ката-ута, 5+5+7 | | 5+5+7 с цезурой между ката-ута), буссоку-секитаи (форма, вытекшая из хокку, 5+7+5+7+7+7), ханка (стихотворение, написанное без соблюдения определенных законов слоговой строфики, но завершенное строфой танка… 5+7+5+7+7), нага-ута (стихотворение, построенное на попарном чередовании пяти и семисложных стихов, законченное строфой ката-ута 5+7+5+7+5+7… 5+7+7). Особняком стоит нетвердая (бесконечная) форма има-ио-ута 7+5+7+5 | | 7+5+7+5 | |… с большой цезурой после каждого 4-го стиха. Она противоречит общему закону японской строфики, требующему цифру 5 на первом месте. Форма привилась под китайским влиянием. В качестве примера приведу ката-ута:

Дом мой стая не дом.
Ах, я в нем, как гость… где ты?
Там, где смерть, иль там, где жизнь?
(И.Рукавишников)
Верлибры, танка, хокку и подобные им не имеют слога и размера, это поэзия сугубо иностранного происхождения. Корни белого же стихосложения исконно русские: так переложено с древнерусского на современный язык «Слово о полку Игореве». В оригинале оно было написано сплошным текстом, без абзацев и разделения на слова, только несколько буквиц выделяли части поэмы. Но читать его можно было довольно легко, делая ударения в правильных местах и разграничивая строки. Из классических белых стихов можно привести ещё «Песню о буревестнике» Горького.


В принципе, можно найти ещё не менее десятка разновидностей стихотворных форм, не обременённых рифмой (к примеру, древнеримская поэзия), но приводить я их здесь не буду, потому как целью данного трактата является обучение именно русскому