изоляционные колонии называют потому, что мага, достигшего отметку в тридцать пять лет, там разбирают на органы.

Ди с грустью засмеялся. — Хотя у нас жизнь была не сахаром даже если бы мы не знали, чем все это закончится. Каждый месяц первого числа у всех забирали кровь, по пол литра с человека. А все остальное время мы работали в лаборатории очищая изменённую магией руду от шлака. Материал очень ценный, поэтому все нужно делать руками, чтобы не упустить ни грамма. Вот мы и делали это голыми руками, в едкой и очень жгучей кислоте. Но знаешь, что, — Ди наблюдал за молчаливым Гелом сидящим у костра с мрачным лицом, и слушающим исповедь четырнадцатилетнего ребёнка. — Мне повезло, я парень, девчонкам приходилось куда хуже, я не раз слышал, что с ними делали охранники. Некоторые из них не выдерживали и убивали себя, хотя этой участи не избежали и некоторые парни. — Ди захохотал. — Чего тут сказать, люди ведь разные и вкусы у всех тоже — разные. Но меня пронесло, слава богу пронесло иначе клянусь я бы тоже убил себя в тот же вечер. — С ненавистью уставился в костёр Ди. — Но знаешь что? — Ди посмотрел прямо в хмурые глаза учителя, из-за чего тот невольно содрогнулся. — Я самый счастливый человек на земле, ведь мне повезло побывать в аду, и выбраться оттуда невредимым. Теперь мне осталось только научиться этой чёртовой магии и поблагодарить тех кто виновен в моем заключении.

— Месть — ничего хорошего тебе не принесет. — Наконец-то нарушил тишину Гелиотор. — Послушай старика, прожившего весьма насыщенную жизнь, не мсти, забудь…

Ди улыбнулся и от этой улыбки Гелиотор вздрогнул, его маска спокойствия на миг треснула, показывая старому учителю настоящее лицо мальчишки, там была только ненависть и нечеловеческая ярость, холодным огнём плещущая у него в глазах. Но Ди быстро взял себя в руки и как по щелчку его выражение изменилось, мальчик вновь вернулся в своё нормальное состояние. — Как я мог просто оставить всё и жить дальше? Ты бы смог Гел? — Старик замолчал, не решаясь ему ответить, конечно, не смог бы и потому чтобы не врать он решил промолчать. — Я должен вернуть ещё столько долгов, конечно, я могу оставить всё и выбрать мирную жизнь, но я точно знаю, что буду сожалеть об этом до последнего вздоха, а сожалеть о чем-то всю жизнь — это очень долго.

Они просидели в тишине еще долго, каждый погружённый в собственный хоровод мыслей. Пока Гел не нарушил тишину.

— Ты довольно спокойно воспринял тот факт, что я знаю откуда ты взялся.

Ди фыркнул. — Последний раз, когда ты мог видеть мою татуировку был при нашей первой встречи, с тех пор я стал её закрывать повязкой, прошло три месяца, ты давно уже мог бы рассказать, если бы хотел. — Опять повисла тишина.

— А ты Гелиотор, я видел здесь пропащих людей бесцельно проживающих от одного утра до другого, ты не один из них. — Теперь пришла очередь Гелиотора хмуриться.

— У моей дочки были проблемы с сердцем. — Гелиотор задумался. — Я уже допился до того, что даже не помню названия болезни. — Засмеявшись Гел сделал большой глоток из бутылки. — В общем в ее сердце поступало недостаточно артериальной крови. Маги. — Гел сплюнул на землю при их упоминании. — Их услуги стоят слишком дорого, простой учитель литературы заплатить за такое не мог. Потому пришлось подключить к аппаратам, а такие услуги стоят очень дорого. — Гел замолчал, смотря в никуда.

— А дочка, Она с матерью?

— Нет, но я часто ее навещаю, потому и живу тут на пустыре. Она лежит рядом, на муниципальном кладбище. — Гел махнул рукой в сторону особняков, стоящих на окраине города, за ними располагалось кладбище, Ди видел его несколько раз, когда проходил мимо. Больше этим вечером тишину не нарушал никто, до тех пор, пока Ди попрощавшись не пошёл домой в лес. Гел уже давно бросил попытки убедить парня переселиться к нему поближе, он упрямо твердил что в лесу ему лучше.

Гел не спорил с этим, потому что парень не редко приносил ему дичь, да и вообще не боялся отправляться к себе почти в полной темноте.

Мальчик вообще был странным, он очень быстро учил язык, несмотря на свое прошлое был уверенным и упёртым, не говоря уже о взгляде — взгляд мальчика иногда заставлял самого Гелиотора, прожившего уже шестьдесят пять лет нервно ёрзать, как провинившегося студента перед профессором.

***

Ди вернулся домой. Его навес был сделан из еловых веток, лежанка из сухих листьев, приподнятых над землей при помощи веток, перевязанных корой. В безопасном отдалении находилось кострище, оно было в вырытой в земле яме, обложенной камнями так чтобы костёр трудно было заметить издали. В треснутой глиняной вазе тлел трутовик, Ди всегда тушил огонь перед тем, как уйти из своего «дома», а сухой трутовик медленно тлел что позволяло за считаные минуты вновь разжечь пламя.

Слушая звуки леса и треск костра Ди расслаблено потянулся. Сегодня был тяжёлый но приятный день, уроки Гела звоном отбивались в голове, парень старательно пытался запомнить непростой греческий язык так разительно отличавшийся от родного гаэльского, он и латынь то знал не идеально, выучив язык в изоляционном лагере. Такой мелочью как умение писать или читать на нём никто не озаботился и сейчас Ди с тщательно скрываемым стыдом учился упущенному. Заталкивая робость и стеснение на задворки своего разума, он не мог позволить себе излишества вроде гордости или пренебрежения.

Его глаза слипались и Ди временами проваливался в сон. Но он оттягивал этот момент как можно дольше, вздрагивая каждый раз когда его сознание незаметно поддавалось усталости. Только вот он прекрасно понимал что в конечном итоге эту битву проиграет и вновь увидит сон. Какое-то время мальчик пробовал даже не спать, но вялость и невнимательность приносили куда больше бед чем кошмары неотвратимо приходившие каждую ночь. После них он хотя бы мог мыслить ясно, не мечтая прямо на месте упасть на землю и уснуть.

Ди ещё с час мучал себя то проваливаясь в сон то встрепенувшись протирал глаза отгоняя манящий сон подальше, прежде чем поддаться слабости собственного тела и загасив огонь отправиться спать.

***

Ди проснулся рывком, едва он открыл глаза подскочил, задев головой низкий потолок из еловых веток и стал лихорадочно оглядываться по сторонам, пока не пришёл в себя и не понял — то, что только что приснилось всего лишь сон, только теперь он принялся отряхивать с лица еловые иглы посыпавшиеся с усохших ветвей.

Первое декабрьское утро было промозглым и хмурым, из-за резкого перепада температур густой туман заволок все вокруг и дальше двух метров рассмотреть что-то помимо белой дымки было невозможно.

Диармайд