перед зеркалом. Да, пора было подумать о смене гардероба. Его серый шерстяной костюм уже был изрядно потёрт. Поправив галстук и тугой накрахмаленный воротничок, Мирослав вошёл в зрительный зал — весь в золоте и красном бархате.

Рядом расположился невысокого роста седой старик в очках, одетый во фрак. С помощью театрального бинокля он оглядывал зал. Убрав его в футляр, старик посмотрел на Мирослава сквозь очки. Долго намеревался что-то спросить и решился:

— Позвольте, уважаемый господин — поклонник вообще оперного искусства, или же почитатель Зденека Фибиха?

Мирослав слегка замялся.

— Ну как вам сказать. Не то, чтобы большой поклонник оперы… Но некоторые… мне нравятся.

— Какие, например?

— Ну, такие, как… «Русалка»…

— Дворжака… — напомнил любезный сосед.

— И ещё… «Проданная невеста» этого… Сметаны… Как-то ходили с женою, получили удовольствие.

— Да, прекрасная вещь. Ну, а как же Фибих?

Мирослав пожал плечами и усмехнулся.

— А его я вообще не знаю.

У старичка очки полезли на лоб.

— Нет, я конечно слышал это имя, — поспешно объяснил Мирослав. — Но не смотрел в театре ни одной его оперы или другого какого-то произведения.

Старичок слегка разочарованно кивнул, отвернулся, помолчал, высморкался в платок и стал разглядывать программку.

Мирославу стало неудобно, как будто он чем-то обидел старика.

— Простите, а о чём опера? Каков, так сказать, сюжет? — спросил он.

— Как, и этого вы не знаете! Это же Шекспир! Это же сценическое воплощение его «Бури», — торопливо прошептал старичок, так как в зале уже стал гаснуть свет.

Заиграл оркестр, сосед отодвинулся, поднялся занавес и началось действо.

Время от времени старик наклонялся к Мирославу, комментируя сюжет и восторженно восклицая:

— Какая музыка, а! Фибих — неистовый романтик!

Мирослав кивал, расслабленно глядя на сцену.

Честно говоря сюжет оперы ему показался запутанным и каким-то слишком сказочным. Действие происходило то на море, то на каком-то загадочном острове. Здесь — и волшебник Просперо, бывший герцог Милана, и его дочь милая Миранда, и его слуга — призрачный дух Ариэль и раб — жуткий туземец Калибан…

Но музыка ему понравилась. Очень романтическая, масштабная и энергичная, особенно в сцене бури на море, и вдохновенно — лирическая — в сценах любви.

Комментарии старичка несколько утомляли. Мирослав был рад, что после спектакля он затерялся в толпе зрителей.

Получив в гардеробе свою верхнюю одежду Мирослав оделся перед зеркалом, но тут же обратил внимание на шляпу. Она была явно чужая! У него была чёрная, а это тёмно-коричневая какая-то. По фасону похожа, но не его! На подкладке шляпы была какая-то надпись, но Мирослав уже спешил к седоусому гардеробщику.

— Простите, но шляпа не моя.

Гардеробщик поднял седые брови, осмотрел шляпу и глянул выцветшими глазами на Мирослава.

— Этого не может быть.

Он оглянулся.

— Видите, ничьей одежды уже нет. Всю разобрали. А пальто на вас ваше?

— Пальто моё! Вот и газета в боковом кармане у меня была. Но шляпа точно не моя. Вы перепутали.

— Милостивый пан, я повторяю, этого просто быть не может!

— И цвет шляпы другой.

— Погодите, здесь на подкладке надпись, — сказал гардеробщик, надев очки.

— Липский, — прочитал он. — Простите, а как ваша фамилия?

— Ну… А меня зовут Мирослав Липинский. Но я не подписывал своей шляпы… Это не моя вещь и фамилия чужая.

— Послушайте, пан Липский, — заговорил гардеробщик немного обиженным тоном. — Я работаю здесь уже более сорока лет. Не было случая, чтобы я перепутал одежду. У меня такое правило. Получив одежду от посетителя, я тут же вешаю её на определённое место и выдаю номерок…. Это вы что-то путаете. Прошу вас не выдумывать…

Гардеробщик оказался чертовски упрямым человеком.

Тихонько выругавшись, Мирослав, который очень не любил ссор и выяснений отношений, в недоумении вышел из театра и надел чужую шляпу. Удивительно, но она пришлась точно по его голове.

Он сделал несколько шагов по туманному городу, вдыхая запах палой листвы. И тут его окликнул нежный женский голос, схожий с колокольчиком:

— Мирек, вечер добрый! Вот те на! Прошёл мимо и не узнал меня!

Мирослав резко обернулся. В свете фонаря стояла женщина в шляпке, из-под которой выбивались светлые с медным отливом волосы. Синие глаза её нежно и лукаво блестели.

Мирослав стал припоминать:

— Ольга?!

— Наконец-то узнал!

— Ты здесь одна?

— Нет, была тут с одним… кавалером. Поссорилась я с ним и упорхнула, как вольная птичка.

— Ты была в театре? — поинтересовался Мирослав.

— Да, смотрела «Бурю». Видела, как ты выходил из фойе. Странно, что не видела тебя в зале.

В голове Мирослава мелькали обрывки воспоминаний. Он то припоминал моменты, связанные с этой женщиной, то они куда-то улетучивались.

Ольга кокетливо улыбнулась и подошла ближе:

— Ну, Мирек, не будь же холоден, как эта река.

— Ну, что ты, Ольга. Ты просто застала меня внезапно.

— Ну как тебе опера?

— Сюжет показался несколько сумбурным, а вот музыка Фибиха просто прекрасна!

— Сюжет тоже был прекрасен, просто ты его не понял, милый, — снисходительно сказала Ольга. — Ты проводишь меня домой?

— Ольга, безусловно. Для меня это радость и честь, — сказал доверительно Мирослав, совершенно забыв о ситуации со шляпой.

Они прошлись по набережной и взяли фиакр.

Ольга жила в доме на улице Каролины Светлой неподалёку от ротонды Святого Креста.

У подъезда Ольга остановилась и обняла своего провожатого. Какое-то время она так и стояла, прижав голову к груди Мирослава, отчего шляпка немного съехала.

— Зайдёшь ко мне? Служанка хорошо готовит, ты будешь в восторге от её кухни, — тихо сказала она.

И её золотистые губы, с едва видным в свете фонаря апельсиновым пушком, слились с губами Мирослава.

Глава 2. Другая жизнь

Мирослав вернулся домой, но тело его ещё сохраняло запах духов и крепкие объятия пылкой Ольги.

Его обиталище, всегда раздражавшее, на сей раз показалось не таким уж серым и тесным, будто какой-то великан мощными руками раздвинул мрачные и толстые стены. Лучи солнца, рвавшие в клочья ковёр туч, метнулись жёлтыми стрелами в гладь трюмо, свет залил блестевшую лаком мебель.

В гардеробе радовала глаз пара вполне приличных костюмов. Мирослав наморщил лоб, пытаясь вспомнить обстоятельства их покупки или пошивки, и что-то островками всплывало в памяти.

До начала службы ещё оставалось время. Запах прелой листвы лекарственно щекотал ноздри.

Трамвай дрожал, покачиваясь, грохоча