Литвек - электронная библиотека >> Паскаль Киньяр >> Современная проза >> Альбуций >> страница 2
изображающую Александра. Застывает в изумлении. Присаживается на холодную ступеньку цоколя. Сам он писал, что испытал в тот миг «глубокую печаль» — чувство, доселе ему неведомое. Он думал: «Мне уже двадцать девять лет. В этом возрасте он покорил весь мир, а я еще ничего такого не совершил. Я понапрасну трачу время. Моя кровь течет в жилах праздных, никчемных рук. Пора бросить Испанию с ее овцами и красноземными равнинами. Пора вернуться в то место, где меня не ждут, но где я должен заставить людей трепетать при виде меня либо от одного звука моего имени. Через шесть дней я буду в Риме». И он приказывает седлать коней. Пересекает всю Галлию. Проезжает через Новару в Милан. Женится на внучке Суллы и Помпея.

Во время войны с пиратами один лишь Цезарь поддерживает Помпея. Именно эта война, с ее неисчислимыми бедствиями на море, потерями кораблей и захватами людей, наиболее ярко отображена в романах Альбуция Сила. Год спустя, в 66-м, Помпею помогает не только Цезарь, их сторону уже принял и Цицерон. В 59 году Цезарь начинает принудительную вербовку матросов. В том же 59 году Альбуций начинает изучать «Латинскую Одиссею» у грамматиста. И пишет свою первую прозу — сочинения, посвященные героям. Цестий сообщает, что первый текст Альбуция, кажется удостоенный премии, повествовал об Ахилле и назывался «Ахилл поющий». К сему Цестий добавляет, что Альбуций с детства проявлял стремление включать в свои романы отрубленные руки. Самый ранний из них был озаглавлен так: «Руки Фидия». Но наиболее знаменитый из его романов — это, вне всякого сомнения, «Безрукий солдат». Цестий, Аррунтий и Анней Сенека сохранили всего лишь резюме этих сюжетов и те отрывки из диалогов, что показались им ярче и оригинальнее всех других. Я, как могу, возвращаю к жизни эти литературные привидения.

(обратно)

РУКИ ФИДИЯ PHIDIAS REMISSUS AMISSIS MANIBUS

Сцена первая: афиняне отдают Фидия в наем элейцам, чтобы он изваял для них Юпитера-Олимпийца. Стороны заключают следующий договор: элейцы либо возвращают Фидия, либо выплачивают Афинам сто талантов.

Сцена вторая: Фидий изваял бога. Когда статуя для храма закончена, элейцы обвиняют Фидия в краже золота, отпущенного на отливку скульптуры. В наказание за это кощунство они отрубают ему руки. Затем возвращают афинянам самого скульптора и инкрустированный ларец, где находятся обе его руки. Тщетно афиняне требуют от элейцев выплаты ста талантов. Тогда они затевают судебный процесс.

— Jam Phidian commodare non possumus (Теперь мы никому больше не сможем отдавать в наем Фидия). Следовательно, вы нанесли нам невосполнимый урон.

— Но вам вернули того, кто сделал статую.

— Однако у нас нет его рук.

— Это ложь. У вас есть его руки, мы вам вернули их в инкрустированном ларце.

— Но они отсечены.

— О его кощунстве свидетельствовал бог, которого он обобрал.

— Пускай о нем свидетельствует бог, которого он изваял. Вы принесли в жертву богу его творца.

— У богов нет творца.

— Мы заключили с вами договор ради рук Фидия.

— Вы поставили условие — «вернуть Фидия», и мы вернули Фидия, а также руки Фидия в красивом инкрустированном ларце.

— Superest homo sed artifex periit (Человек остался, но художник погиб).

— Украшать храмы менее важно, нежели мстить за богов, которые делают их священными.

— Эти руки, творившие богов, больше не смогут коснуться ни головы собаки, ни женских грудей.

— Эти руки, посягнувшие на слоновью кость и золото храма, в тот миг не имели касательства ни к богу, ни к искусству.

(обратно)

БЕЗРУКИЙ СОЛДАТ VIR FORTIS SINE MANIBUS

Некий солдат-ветеран потерял в бою обе руки. Он возвращается из лагеря домой. Толкает ногою дверь. И застает свою жену на месте преступления, а именно — супружеской измены. Он бросается к ней с намерением пронзить мечом, забыв, что лишился рук и не может держать оружие. Любовники смеются, глядя на его култышки, обмотанные повязками, и слыша из его уст призыв к мести. Солдат зовет своего сына-подростка и приказывает ему послужить руками отца и убить блудливую супругу и мужчину в ее объятиях. Но мальчик отказывается взять оружие.

— Я их не застал за совокуплением, — говорит он. — Их тела несоединены.

— Убей свою мать, — требует отец.

— Я не могу убить свою мать, — отвечает сын.

— Взгляни, мой сын, член этого мужчины еще влажен и блестит, — говорит отец.

— Я вижу поникший пенис,— отвечает сын.

— У меня больше нет рук, — говорит отец.

— У меня они есть, но сейчас я не нахожу им применения, — отвечает сын.

Любовник вскакивает с ложа, хватает свою тунику и спасается бегством. Мать, лоснящаяся от испарины, подбегает к сыну, падает на колени и сжимает его руки. Ветеран затевает судебный процесс против сына, которого выгнал из дома за кощунственное ослушание. Сын объявляет судьям:

— Я видел спальню, я видел ложе, я видел своего отца, я видел свою мать. Я ни о чем не думал. Я был словно парализован.

В романе Альбуция мальчик ведет подробнейший внутренний диалог с самим собою, пытаясь объяснить оцепенение, помешавшее ему увидеть то, что он видел, совершить то, что приказал отец, выразить вслух то, что он чувствовал.

В заключение сын сказал: «О судьи, я веду спор с самим собою, оцепеневшим от увиденного». Отец сказал: «А я воздеваю к небу руки, упавшие наземь в двух тысячах миль отсюда». Мать же сказала: «О судьи, нет больше рук, нет и пальцев!»

(обратно) (обратно)

Глава вторая

КОМПОТНИЦА ИЗ ЧЕРНОГО ДУБА

Принимаясь за эти страницы, я вовсе не намерен излагать жизнь Альбуция Сила в строгом порядке, как разматывают клубок. Я хочу возродить из небытия творчество, которое считаю несправедливо забытым. Выбираю лишь отдельные звуки, отдельные вспышки света, которые, быть может, некогда озаряли эту фигуру. Признаться честно, я опускаю черты, меня трогающие, именно потому, что они меня трогают, при том что оправдывают недостатки, чье наличие у других людей обычно утешает. Существует одна особенность, которую заметили сами древние; они всегда специально подчеркивали ее, словно речь шла о свойстве характера, столь же шокирующем в их глазах, что и артемидино целомудрие Ипполита: Альбуций не путешествовал. Не будем считать — как не считали и древние — поездки в Афины, в Новару, в Римини или в Геркуланум, то есть к родне с материнской или отцовской стороны: такие путешествия были обязательны, и их необходимость объяснялась и гражданскими, и религиозными правилами. Но Гай Альбуций Сил никогда не путешествовал ради удовольствия. Не потому, что опасался самих путешествий, перемещений, неудобств и тягот