эмоциональным, намного большим, чем сама жизнь. Теперь, когда я смотрела на него то, задавалась вопросом, как я могла думать о нем как-то по-другому, чем о мошеннике. Он из тех мужчин, которые могут очаровать тебя одним взглядом и выманить из трусиков несколькими фразами. Он относится к тем мужчинам, от которых нужно тут же разворачиваться и уходить.

Я и представить себе не могла, что увижу его снова. Никогда не думала, что будет, если столкнусь с ним лицом к лицу. Но теперь, когда я столкнулась, слова сами собой слетели с моих губ.

— Какого черта, ты здесь делаешь? — Ахнула я.

Он удивленно склонил голову набок. Я была уверена, что он не привык к такому обращению. Он определенно был из тех людей, которые всем управляют и к ним прислушиваются. Его мало кто мог удивить. Он не очень-то был открыт, поэтому не допускал в свою жизнь людей такого типа, как я.

— Что здесь делаю я?

Его голос был таким же, каким я его запомнила. Гладким, как масло, и глубоким, завораживающим. Мне тогда казалось, что я сама себе придумала его голос, словно он так со мной не говорил. Тогда я пришла к выводу, что все касательно него, приукрасила и на придумала, он был не таким на самом деле. Но, стоя здесь, задалась вопросом, хорошо ли я его помнила, чем могла себе представить.

Я приготовилась к разговору, воздвигнув стальные стены вокруг своего сердца, разума и тела. Я не так легко сходилась с людьми. И мне нужно было подготовиться к его манипуляциям. Пусть гнев, который я лелеяла все эти годы, сокрушит его наповал, как он тогда ранил меня.

— Именно это я и сказала, — огрызнулась я.

Наконец, я остановилась у костра и поспешила накинуть платье, представляющее белый балахон, длинное в пол, в котором было больше ткани, чем смысла, что делало мою возможность отыскать горловину довольно трудным занятием, даже при хороших обстоятельствах.

А сейчас были не самые лучшие обстоятельства.

Я боролась с платьем и слоями материи, отчаянно пытаясь найти отверстие, через которое можно было бы просунуть голову. Словно мало мне было того, что я столкнулась с Пенном впервые за шесть лет, совершенно голая.

Мне это показалось даже смешным. Тогда он тоже видел меня в последний раз голой.

— Ты не должна купаться нагишом на этом пляже. Разве ты не знаешь, что это частные владения?

— Все я прекрасно знаю.

Наконец, я нашла низ платья и натянула его через мокрые волосы. Мои длинные серебристо-белые волосы иногда могли быть большой помехой. Если бы только я позволила своей лучшей подруге Эми убедить меня отрезать волосы до задницы, но нет. Мне нужно было иметь еще одну неприятность, чтобы я с трудом могла надевать платье.

— А костры полагается разводить только в заранее утвержденных металлических контейнерах. — Он посмотрел на мой импровизированный костер. К этому времени он почти уже погас. — Не говоря уже о том, что нужно иметь, по крайней мере, двухгаллонное ведро воды, чтобы погасить пламя.

Я закатила глаза. Он это все серьезно мне говорит?

Моя эйфория от ритуала начала постепенно испаряться. Ну, это продолжалось недолго.

Фыркнув, я поправила низ юбки, вытащила мокрые волосы из-под платья и схватила лопату с земли. Могучим рывком засыпала догорающие угли кучей песка.

— Вот так! — Выплюнула я. — Теперь мы можем вернуться к тому, что важно? Например, что ты здесь делаешь после стольких лет.

Он нахмурился, словно смущенный моим заявлением. И тут меня осенило.

Он меня не узнал.

Пенн понятия не имел, кто я такая.

Боже мой.

Я не думала, что может стать все еще настолько хуже и унизительнее. Конечно, я выглядела как сумасшедшая, сжигая душераздирающие письма с отказами, а затем раздеваясь догола и плавая в Атлантике. Но теперь парень, которого я проклинала годами, стоял передо мной... и смотрел на меня так, словно никогда меня не видел.

Шесть лет — долгий срок.

Да.

Большинство людей, скорее всего, не вспомнят, с кем у них была связь на одну ночь с тех давних пор. Я знала, что это было немного неразумно — расстраиваться из-за этого. Но, черт возьми, я расстроилась.

Не должно так быть, когда проводишь самую потрясающую ночь в своей жизни с совершенно незнакомым человеком, а затем полностью забываешь этого мужчину! Типа, мне наплевать, кто ты, черт возьми. Типа, мне наплевать, сколько раз у тебя был секс на одну ночь.

И совершенно ясно, что это был не первый раз у Пенна (мой первый раз!), но все же, как он мог забыть меня?

— После стольких лет? — переспросил он.

— Неважно, — проворчала я. — Вопрос в том, что ты здесь делаешь. Ты живешь поблизости? Я думала, что это неподходящее время года для богатых находиться в Хэмптоне. День памяти в честь Дня труда, верно?

Я не смогла сдержать сарказма в голосе. Нет смысла посвящать этого ублюдка в то, откуда я его знаю. Если он живет где-то поблизости, меня ждет просто адское наблюдение за домом мэра.

— Большинство людей уехали. Но это мой дом, и именно поэтому мне интересно, что ты здесь делаешь?

— Это и есть твой дом? — Прошептала я, указывая на дом на берегу. — Нет, он принадлежит мэру Кенсингтон. Она наняла меня присматривать за ним этой осенью. Это не может быть твой дом.

Он пожал плечами и вздохнул.

— Я не предполагал, что здесь кто-то будет еще, — сказал он, явно расстроенный моим появлением.

— Но... Но... что?!

И тут меня осенило, сердце остановилось. У меня отвисла челюсть. Я резко выдохнула, не веря своим ушам.

— Ты — Кенсингтон?!

Он робко улыбнулся в ответ.

— Скорее да, это наш семейный дом.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной. — Я недоверчиво покачала головой.

Мне казалось, что совершенный мной ритуал должен был очистить мою жизнь от дерьма. Не поднимать еще одно дерьмо на поверхность. Мать твою.

Я не могла еще и об этом думать. Не с моим повышенным раздражением из-за писем с отказами. Я пробыла здесь всего три дня. Мне казалось, что я буду здесь жить, что это сон, ставший явью. Все указывало на то, что скорее всего я должна буду убраться к чертовой матери из Хэмптона. Потому что, черт возьми, что еще жизнь собиралась подбросить мне? Неприятности приходят по трое. Так говорила моя мама.

— Не могу, — сказала я, подняв