MEDIANN grimdark&dark fantasy magazine № 2, февраль 2020

*

Mediann, № 3, февраль 2020.

Альманах гримдарка и темного фэнтези, 18+

Главный редактор: Александр Дедов

Дизайн: Emily Artist

Верстка: Александр Дедов

Художники:

Илья Орехов: иллюстрации к рассказам «Желанник», «Серебра!», «Коркодил» и «Сделка»

Денис Хайдаров: иллюстрации к рассказам «Дары Ямараджи», «Дороги Шавоя» и поэме «Солдат»

Emily Artist: иллюстрации к рассказам «Обреченный народ> и «Разлом»

Дмитрий Позняков: страницы-разделители «Медианн» и «Летопись темных миров»

Artem Demura: иллюстрация к рассказу «Благочестивый военный люд»

 © Deathcrafter [Адаптировано для AlReader]

СОДЕРЖАНИЕ

МЕДИАНН

Сергей Тарасов

Дары Ямараджи

Александр Агафонцев

Желанник

ЛЕТОПИСЬ ТЕМНЫХ МИРОВ

Дмитрий Тихонов | Богдан Гонтарь

Благочестивый военный люд

Андрей Бородин

Обреченный народ

Дмитрий Николов

Серебра!

Екатерина Кузнецова

Разлом

Андрей Анисов

Коркодил

Дмитрий Костюкевич | Роман Придорогин

Дороги Шавоя

Андрей Скорпио

Сделка

Денис Хайдаров

Солдат

МЕДИАНН

Сергей Тарасов
Дары Ямараджи

«Указывая на блестящее парчовое полотнище, красиво переливающееся на солнце, приближенные Дамбижанцана рассказывали о только что прошедшем празднике освящения знамени, о том, как в жертву знамени был принесен пленный китаец, которому палач отрубил голову».

Историк А. В. Бурдуков об эпизоде в военной деятельности буддийского Джа-Ламы. 1912 год.

Небо здесь совсем не похоже на степное. В степи оно жесткое, сухое и зыбкое, как ковыль-трава, что колышется под копытами барласских низких лошадок с востока и на запад Великой Спирали — до самого Хэнтэйского хребта. Лишь изредка в серой поволоке облаков, застывших между витков Спирали, проглядывают крыши домов, кроны деревьев, микроскопические точки людей…

В пределах же Ханьского царства небосвод с повисшими над головой лесами и полями похож на огромное блюдо, наполненное густым, как молоко, и горячим, словно раскаленное олово, воздухом. Есугену немало уже пришлось настрадаться от беспощадного свечения эфира. Когда переходили через горную гряду, его едва не хватил удар, и лишь благодаря Мирце, схватившей лошадь за поводья, удалось удержаться в седле. И ведь повезло: если мужчина упадет с седла, да еще и на глазах молодой жены, то он уже и не мужчина.

Мирца… Каждый раз, стоило вспомнить ее полные груди и жаркий шепот по ночам, сотника бросало в пот. Ее он отвоевал у мусульманского племени: девушка была на голову выше, чем любая барласская баба; в свою тугую смолянисто-черную косу она любила вплетать лепестки высушенных цветов. При всем этом она не была покорной, как большинство мусульманок и уж тем более барласок, а являлась вполне самодостаточной личностью. Иногда Есуген боялся заходить к молодой жене во время любовных игр без верной плетки.

На прошлой стоянке Есугена позвал к себе буддак. Священнослужитель сидел на наспех сколоченном деревянном помосте, скрестив босые ноги: ему нельзя касаться земли, поэтому носят его в специальном китайском паланкине, а на стоянках разбивают открытую юрту с деревянным настилом. Ухоженные тонкие пальцы буддака теребили тяжелый золотой медальон поверх расшитого красными нитями одеяния; его глаза под вечно закрытыми веками непрестанно двигались и «смотрели» вверх, на небо, которого не существует: там, за изогнутыми линиями облаков, угадывались очертания многочисленных крыш города Амадис. В нем Есуген не бывал ни разу в жизни, но мечтал когда-нибудь оказаться. Желательно в старости и с достаточным капиталом.

— Есуген, — промолвил буддак, хотя сотник приблизился тихо, ни единым шорохом не выдав своего присутствия.

— Я здесь, о Просветленный.

— Сядь рядом со мной, — старик похлопал ладонью по помосту, — и закрой глаза.

Есуген послушался, неловко сплетя ноги так же, как и буддак. Перед ними до самих предгорий Хэнтея простирались юрты, шатры и военные палатки десятитысячного тумена кочевников. Над разными подразделениями колыхались разноцветные туги; теплый ветер доносил ржание лошадей, окрики офицеров, запах конского навоза и дым от походной кухни. Доносил и вонь выхлопных газов нескольких грузовиков, которые барласы презирали, но изредка использовали по необходимости. Перед тем, как закрыть глаза, сотник поправил заплетенную Мирцей косичку, убрав ее за воротник бронежилета.

— Ты чувствуешь? Чувствуешь это? — спросил буддак.

— Что именно? Величие нашей армии, Светлейший?

— Нет, дурак! Ты чувствуешь глас неба?

— Нет, о Светлейший, — признался Есуген, чувствуя себя идиотом.

— Твои чувства притуплены, как и у остальных, — сказал, словно выплюнул, старик. — Вы все слепы, как новорожденные котята. Но я, посланец Бурхан-бакши, слышу, что глаголят небеса. Слышу каждый день…

— И что же они говорят вам, о Светлейший?

— Небеса жаждут крови… Тенгри говорит мне: бог смерти Ямараджа желает получить свою частицу крови от нас, и тогда он благословит Великого Хана на победу.

Сотник молчал. Не мог взять в толк, какое отношение ко всему сказанному имеет он сам. Будучи обычным наемником монгольского происхождения, он постоянно путался среди Великих Ханов, наследников того самого Океан-Хана, попавшего сотни лет назад в Медианн. Да и никакого неба нет; Есуген, слышавший о нем лишь от деда-пришлеца, подозревал, что небо это скорее абстрактное понятие, чем реальное явление. Которого, разумеется, никогда и нигде не существовало. Достаточно запрокинуть голову, чтобы убедиться в его отсутствии. А те россказни об ином мире и Земле — не более чем сказки для легковерующих дурачков. Да что тут говорить, если даже понятия «день» и «ночь» они используют в иносказательном смысле, ведь никакой ночи в Препарадизе не бывает. Зато день никогда не прекращается.

Сейчас в Дорае шесть наемных Ханов, являющихся по сути обычными знатными нойонами, и каждый громко величает себя Великим. Потому оставалось лишь гадать, кого из них имеет в виду уважаемый жрец обновленного культа Тенгри.

— Понимаю твое