Людмила Макарова Рубикон

Глава 1 Спецагент

Витрина сувенирного магазинчика, оформленная в стиле «беспроигрышный дизайн», соседствовала с худосочными манекенами салона модной одежды. Пустоглазые красавицы, отпугивающие ценниками на грудибольшую часть женского населения города, наверняка шептались по ночам, качая гипсовыми головками: «Ах, какая безвкусица — эти сувениры… Боже, какая аляповатость… Ах почему нас не поставили рядом с восхитительными прозрачными стойками с сотовыми телефонами! Мы все знаем о дорогих сотовых телефонах, которые достают из прелестных сумочек наши милые посетительницы… А вы слышали — дальше по улице есть салон „Духи и ароматы“ — какое чудное было бы соседство…»

Но арендодатели не принимали в расчет мнение манекенов, переехавших из бывшего «Дома бытовых услуг» и наряженных в пиджаки и блузы с длинными рукавами. Короткие не соответствовали сезону и не прикрывали покалеченные пальцы, отбитые при выезде с распродажи… На соседней витрине, над которой светилась неоновая вывеска «Сувениры-Подарки», стояли резные шкатулки, на багровом бархате изгибались самурайские мечи и сидели фарфоровые куклы с миловидными личиками, раскачивались маятники и сверкали золотом украшения — скорее всего поддельное, но по цене настоящих.

Таких магазинчиков в торговом районе Ливаровска было великое множество. Сети, раскинутые для доверчивых покупателей, никогда не оставались без добычи: бумажные денежные знаки и мелкие монеты запутывались в прочной паутине кассовых аппаратов, а их бестелесные электронные призраки — в хитроумной системе банковских счетов и переводов.

И в том, что девушка стояла и, раскрыв рот, глазела на яркую витрину под вывеской «Сувениры-Подарки» на первый взгляд не было ничего необычного. Она стояла здесь без движения второй час. Пришла в хмурых осенних сумерках, да так и застыла. С наступлением темноты пошел мелкий дождик — вкрадчивый, въедливый. Поначалу он даже казался по-летнему теплым и безобидным, но постепенно разозлился на наглую девчонку, не обращавшую на него внимания, и теперь проливал на нее тысячи блестящих капель, призвав на помощь усилившийся ветер. Небольшой фургон протискиваясь по пешеходной зоне упал колесом в засорившуюся решетку водослива и плеснул холодной водой. Девочка шевельнулась, сделала несколько шагов вперед, вытянула руки и коснулась мокрого стекла.

Кирилл вышел из кафе, зябко поежился, и заспешил к дверям сувенирного магазина. Совсем еще детские ладошки скользили по стеклу по мере того, как девочка продвигалась вдоль витрины ко входу, не отводя глаз от заворожившего ее зрелища, пока не уперлась худеньким плечом в неожиданное препятствие.

— Не заходи, — сказал ей Кирилл.

Каждый раз он говорил вначале какую-то ничего не значащую фразу. Или даже несколько фраз. Это никак не вязалось с его профессиональным уровнем и вызывало некоторое недоумение коллег, но Кириллу великодушно прощали маленькую слабость.

«Ненавижу свою работу», — подумал он.

Накануне он сдал в «Рубикон» однокурсника Сашку Седлова, с которым когда-то устраивал на факультете музыкальные вечера, и весь вечер цеплялся за фразу «ненавижу свою работу», повторяя ее перед каждой новой рюмкой, чтобы оправдать свое решение напиться.

— Все равно все без толку, — пробормотал он, с неудовольствием отметив, что язык слегка заплетается. Вплотную прильнувшее тело девушки напряглось в бесплодной попытке сдвинуть его с места. Кирилл тряхнул головой. Вдох-выдох… Начали.

— Блеск хрусталя в фонарях такой яркий! — отчетливо произнес он в ухо девочке. Она вздрогнула. На мочке уха качнулись дешевые колечки с бусинками. — Посмотри, как улица сияет. Ослепительный свет, да? Черный провал и серебро огней. И краски как радуга, видишь?

Девушка перестала упираться в него, постояла, словно к чему-то прислушиваясь, и тихо переспросила:

— Правда, яркие?

— Да. Глаза слепит. Я покажу, пойдем.

Она, наконец, подняла на него глаза. Зрачки расширены, но несильно. И где-то в глубине читается сохраненный разум. Девчонку, похоже, только-только подсадили. Поставщика своего нет, по глупости залетела и даже не поняла, что произошло. Любовничек, наверное, небо в алмазах показал, сволочь.

— Послушай меня! Ч-черт…

Кирилл поморщился. Кажется, он здорово набрался. Пока в кабаке сидел — вроде все трезвый был, а как вышел… Пьянь и визуальная наркоманка — сладкая парочка получилась.

Еще сидя за столиком в кафе напротив, Кирилл приметил одинокую хрупкую фигурку, достал сотовый и набрал номер, но в конце улицы замаячила компания подростков, как будто бы тоже глазевшая на витрины. Один из парней махнул в сторону девушки рукой, Кирилл тихо сказал диспетчеру: «Только медицинскую группу, я ее уже беру», заплатил по счету, и выскочил на улицу.

— Посмотри на меня! — исправился Кирилл, но было поздно. Взгляд девушки ушел куда-то вбок, и она стала медленно разворачиваться от него обратно, к волшебной витрине магазина, нервно вздрагивая и покусывая нижниюю губу, с которой потекла густая слюна. На такие случаи у сотрудников «Рубикона» имелось спецоборудование, но Кирилл не таскал его с собой круглосуточно. И кроме того, визуальные приманки — это для законченных наркоманов, а перед ним — натуральная заблудшая душа. Ей и лечения-то никакого не понадобится. Поговорит пару раз с психологом, неделю понаблюдается и больше никогда не вспомнит о том, что случилось, если снова не влюбится в какого-нибудь полудурка.

Вот если бы он знал имя! Имя иногда решает полдела, но увы. Вводную информацию на случайную клиентку ему никто бы не предоставил, а обыскивать подопечную, на глазах у всей улицы копаться в ее сумочке и выворачивать карманы в поисках документов — это слишком даже для такой человеколюбивой натуры, как Кирилл Гольцов.

— Фейерверк! — страстно шепнул он в маленькое ухо с бусинками и развернул ее к себе за плечи, — любишь фейерверк, детка?

По лицу девочки, перечеркнутому тонкими мокрыми прядями волос, прошла судорога. Да, она любила фейерверк! Сейчас она любила его больше всего на свете, больше жизни, наверное. Она сладко застонала и закатила глаза.

— Цветы в небе, — прошептала она и доверчиво положила голову на плечо незнакомому мужчине, — фиалки…

— И розы, и магнолия! — он провел рукой по девичьей щеке, холодной и бледной как мрамор. Никакой реакции на прикосновение, естественно, не последовало. — Пойдем со мной, все увидишь. Я покажу тебе цветное небо.

— Цветное небо… — еле слышно повторяла девушка, запинаясь, шагая с ним в обнимку к подъехавшей