он не мог сказать ни слова, и его на носилках отнесли в камеру.
Александр спал беспробудно двое суток. Тюремщики думали, что он умер. Доложили об этом Эккариусу. Тот, войдя в камеру и убедившись, что Русанов жив, приказал тюремщикам разбудить пленного перед новым сеансом «особой обработки».
Но Русанов проснулся сам. В камеру вошел Пакс. В кармане его куртки что-то оттопыривалось.
— Консервная банка? — спросил Александр.
— Да.
— О! С крышкой? Дай мне, пожалуйста.
— Для «фабрики-кухни»? — испугался Пакс, знавший о выходке Русанова в тегельской тюрьме.
— Нет. Но я тебя не выдам, не подведу.
Пакс отдал банку, и Русанов спрятал ее под койку.
— Не подведу, — повторил Александр. — И ты еще доживешь до того дня, когда подохнет Гитлер!
Пакс окинул взглядом камеру.
— Тесно. А придется ставить вторую койку.
— Присылают какого-нибудь агента?
— Не знаю. Может, и так, — пожал плечами Пакс.
Вахтманы внесли койку и ушли.
Русанов достал из щели между стеной и полом дорогой документ. Это было свидетельство на имя капитана госбезопасности Русанова Александра Дмитриевича. Пятнадцать месяцев он прятал его от гестаповцев.
Став на колени возле койки, Русанов склонился над свидетельством.
…Дрожащими пальцами вытер дно консервной банки, обвернул свидетельство обрывком немецкой газеты и положил пакетик в банку. Потом достал из щели в углу блокнотик и засунул его тоже в консервную банку. В коридоре послышались шаги. Александр спрятал банку в щель. Через минуту на пороге камеры появились трое — гауптштурмфюрер Эккариус, Пакс и молодой узник в полосатой пижаме. — Чтоб не было скучно, привели тебе соседа, товарища, капитан, — сказал Эккариус и усмехнулся. Русанов догадался, что привели к нему не друга-товарища, а охранника. Ну что ж, это их дело. Он показал новичку рукой на койку. — Будьте как дома. — Рад, что вы сразу поняли друг друга, — сказал гауптштурмфюрер. — В тюрьме все свои люди, — с иронией произнес Русанов. Когда их оставили одних, новичок назвал свое имя, фамилию. — Мне безразлично, кто ты, — ответил Русанов. — Возможно, ты честный человек, возможно, агент гестапо. Но в одном почему-то уверен: ты доживешь до победы над Гитлером. Прошу тебя, Василий Васильевич, передай нашим вот этот блокнот. Это мои стихи, обращение к землякам. Здесь ты не вычитаешь особенной тайны, которая нужна им, гестаповцам. Но фамилии пигмеев, имена предателей тут есть. Не секрет, что гестапо арестовало славного бойца берлинского подполья полковника Бушманова… — Почему вы думаете, что я непременно буду в Советском Союзе? — спросил Василий Васильевич, удивленный услышанным. — Я не говорю, что ты попадешь в Советский Союз. Я только прошу каким-нибудь образом передать этот блокнот на Родину. Василий Васильевич заколебался: брать блокнот или не брать. — Бери! — повысил голос Русанов. — Это моя первая и последняя к тебе просьба! Кто бы ты ни был! — Как это — последняя? — Потому что это моя просьба перед смертью. — Разве вас завтра казнят? Русанов не ответил. Лег на койку. Ему снова вспомнился родной Тим, детство. Первый день в школе, куда он пошел со старшим братом, чтобы «давать сдачи» обидчикам. Вспомнились сестры — Лида, Серафима, Галя, братья Иван, Вячеслав, Валентин… Отец под нацеленными стволами немецких карабинов. Мать… Жена… Дочка Люда… Как сложится жизнь у Люды? Узнает ли она когда-нибудь правду: кто был ее отец и как он погиб?.. Что думают о нем генерал Строкач и полковник Старинов? Они, конечно, не поверят гитлеровцам. А вот подполковник Зайцев, который провожал его во вражеский тыл «зарабатывать» ордена и чины и напутственными словами которого были: «Возвращайся героем!» — может, наверное, и поверить. А что думают о нем партизаны, тоже уже прочитавшие фашистскую листовку? Что думают мать, братья, сестры?.. Александр тяжело вздохнул, вытер рукавом слезы. Достал из кармана острый кусок от крышки консервной банки и начал перерезать вену на левой руке…
Услышав хрип, Василий Васильевич вскочил на ноги и крикнул: — Что с вами, капитан? Ответа не последовало. Он бросился к койке Русанова и упал, поскользнувшись в луже крови. — На помощь! Капитан покончил жизнь самоубийством! — забарабанил он кулаками в дверь. Прибежали вахтманы и врач. Они положили обескровленное тело Русанова на носилки и отнесли в лазарет. Там крепко перевязали бинтом рану на руке. Принесли обратно в камеру. Теперь возле Русанова дежурили двое немцев и Василий Васильевич. Рано утром пришли врач и гауптштурмфюрер Эккариус. Охранники возле койки Русанова спали. На цементном полу лежал окровавленный бинт, сорванный с руки Александра. Русанов не дышал. Из его вены стекали последние капли крови. Тюремный врач взял его за руку и тихо произнес: — Конец. — Труп в крематорий! — приказал гауптштурмфюрер Эккариус. Старый Пакс снял берет и стал мять его в руках. Он смотрел на мертвого Русанова и плакал…
«Тимофею Амвросиевичу! Если бы ты знал, как мне сейчас тяжело! — Русанов перевернул листок и ниже слов «Пометки о приписке» стал писать дальше. — Победа наша. В эту победу я вложил свою лепту, но не пришлось увидеть плоды своей работы, ибо страданию должен быть предел — пытки невыносимы. Прощайте, Родина и соотечественники!Александр глянул на дверь, прислушался. В коридоре тихо.Твой сын А. Русанов».
«Сообщаю о себе следующее: Русанов Александр Дмитриевич, 1919 года рождения, уроженец г. Тим, Курской области, ул. Ленина, дом 22. Работал адъютантом особых поручений у зам. наркома НКВД УССР, комиссара госбезопасности т. Строкача Т. А., он же одновременно…»Александр перевернул еще одну страничку и написал:
«…был начальником Украинского штаба партизанского движения. С 4.II.1943 года я был командиром партизанского отряда «25 лет РККА» в Брянском лесу. 5.VI.43 г. раненым попал в плен и скитался по ряду тюрем Германии до 15.IX.1944-го, подвергаясь нечеловеческим пыткам со стороны гестапо. Кончаю жизнь самоубийством — вскрытием вен. Родину не продал, секретов не выдал. Да здравствует Родина…»
…Дрожащими пальцами вытер дно консервной банки, обвернул свидетельство обрывком немецкой газеты и положил пакетик в банку. Потом достал из щели в углу блокнотик и засунул его тоже в консервную банку. В коридоре послышались шаги. Александр спрятал банку в щель. Через минуту на пороге камеры появились трое — гауптштурмфюрер Эккариус, Пакс и молодой узник в полосатой пижаме. — Чтоб не было скучно, привели тебе соседа, товарища, капитан, — сказал Эккариус и усмехнулся. Русанов догадался, что привели к нему не друга-товарища, а охранника. Ну что ж, это их дело. Он показал новичку рукой на койку. — Будьте как дома. — Рад, что вы сразу поняли друг друга, — сказал гауптштурмфюрер. — В тюрьме все свои люди, — с иронией произнес Русанов. Когда их оставили одних, новичок назвал свое имя, фамилию. — Мне безразлично, кто ты, — ответил Русанов. — Возможно, ты честный человек, возможно, агент гестапо. Но в одном почему-то уверен: ты доживешь до победы над Гитлером. Прошу тебя, Василий Васильевич, передай нашим вот этот блокнот. Это мои стихи, обращение к землякам. Здесь ты не вычитаешь особенной тайны, которая нужна им, гестаповцам. Но фамилии пигмеев, имена предателей тут есть. Не секрет, что гестапо арестовало славного бойца берлинского подполья полковника Бушманова… — Почему вы думаете, что я непременно буду в Советском Союзе? — спросил Василий Васильевич, удивленный услышанным. — Я не говорю, что ты попадешь в Советский Союз. Я только прошу каким-нибудь образом передать этот блокнот на Родину. Василий Васильевич заколебался: брать блокнот или не брать. — Бери! — повысил голос Русанов. — Это моя первая и последняя к тебе просьба! Кто бы ты ни был! — Как это — последняя? — Потому что это моя просьба перед смертью. — Разве вас завтра казнят? Русанов не ответил. Лег на койку. Ему снова вспомнился родной Тим, детство. Первый день в школе, куда он пошел со старшим братом, чтобы «давать сдачи» обидчикам. Вспомнились сестры — Лида, Серафима, Галя, братья Иван, Вячеслав, Валентин… Отец под нацеленными стволами немецких карабинов. Мать… Жена… Дочка Люда… Как сложится жизнь у Люды? Узнает ли она когда-нибудь правду: кто был ее отец и как он погиб?.. Что думают о нем генерал Строкач и полковник Старинов? Они, конечно, не поверят гитлеровцам. А вот подполковник Зайцев, который провожал его во вражеский тыл «зарабатывать» ордена и чины и напутственными словами которого были: «Возвращайся героем!» — может, наверное, и поверить. А что думают о нем партизаны, тоже уже прочитавшие фашистскую листовку? Что думают мать, братья, сестры?.. Александр тяжело вздохнул, вытер рукавом слезы. Достал из кармана острый кусок от крышки консервной банки и начал перерезать вену на левой руке…
Услышав хрип, Василий Васильевич вскочил на ноги и крикнул: — Что с вами, капитан? Ответа не последовало. Он бросился к койке Русанова и упал, поскользнувшись в луже крови. — На помощь! Капитан покончил жизнь самоубийством! — забарабанил он кулаками в дверь. Прибежали вахтманы и врач. Они положили обескровленное тело Русанова на носилки и отнесли в лазарет. Там крепко перевязали бинтом рану на руке. Принесли обратно в камеру. Теперь возле Русанова дежурили двое немцев и Василий Васильевич. Рано утром пришли врач и гауптштурмфюрер Эккариус. Охранники возле койки Русанова спали. На цементном полу лежал окровавленный бинт, сорванный с руки Александра. Русанов не дышал. Из его вены стекали последние капли крови. Тюремный врач взял его за руку и тихо произнес: — Конец. — Труп в крематорий! — приказал гауптштурмфюрер Эккариус. Старый Пакс снял берет и стал мять его в руках. Он смотрел на мертвого Русанова и плакал…