поживиться чужим добром и захватить рабов решили пожаловать не полусотней или даже сотней, а куда как большим составом. Естественно, сделать это не абы как, а предварительно отвлекая внимание. Каким образом? Множеством малых, всего по паре десятков человек, отрядов, что должны были пересечь границу между Османской империей и Сербией в разных местах. И отряды эти были откровенным мусором. Голодранцы, толком не вооружённые, не умеющие ничего, зато разгорячённые обещаниями богатой добычи, а ещё взбодрённые опиумом, который давал ложное ощущение всемогущества. Корелья успел насмотреться на действие этого дурмана, да и сам получал его после ран как обезболивающее лекарство, а потому знал и о пользе, и об огромном вреде. Знал и поддерживал крайне мучительные казни для тех, кто осмеливался торговать этой отравой во владениях Борджиа.

Впрочем, опиум сейчас был так, отдельной мелочью, мазком на общем полотне. Те отряды, они были жертвенным мясом и не более. Отвлекали внимание от главного уже даже не отряда, а небольшого войска, состоящего из жаждущих не только добычи, но и крови неверных. Фанатики, что после объявленного из Мекки джихада росли как грибы после дождя, к тому же стремясь убить побольше гяуров.

К подобному стоило как следует подготовиться, благо примерный путь был заранее известен. Золотой ключик, он открывает уста, сердца и сами души многих и многих, а уж в поражённой всеобщей продажностью Османской империи тем паче. Войско фанатиков собиралось близ Скопье, переименованного османами в Ускюб. Разумеется, двинуться на Приштину желающие резни во славу Аллаха магометане не осмеливались, но вот ударить в северо-западном направлении, попробовав на зуб Призрень, а уж особенно поселения по дороге и поблизости — это уже иное.

Так поведали прознатчики. Исходя из этого, Мигель Корелья и решил действовать. Понимая, что продажные души наверняка есть и здесь, в Сербии, из числа затаившихся, прикинувшихся верными, но по той или иной причине ведущих дела с недавними поработителями, он не собирался показывать, что знает о готовящемся набеге. Потому нельзя было подтягивать дополнительные войска, ограничиваясь гарнизоном Приштины. Да и то не всем, ведь излишне ослаблять оборону города было рискованно. Зато можно и нужно было использовать имеющихся лошадей для быстрой переброски в нужное место ещё и пехоты. Ну а собственно конница… и ей дело должно найтись. Османы уже битые жизнью, а потому обязательно сунутся не одной пехотой.

Так предполагал сам Корелья, то же доносили прознатчики. Так оно, собственно, и произошло. Опасаясь спугнуть врага, наместник до последнего сидел внутри городских стен, и лишь когда стало известно о первых отрядом жертвенного мяса, что пересекли границу, вывел войска. Это было нормальным ответом, который не должен был насторожить возможных османских друзей внутри Приштины. Ну или насторожить не слишком на самый худой конец. Быстрая, но не вконец изматывающая лошадей скачка в предполагаемом направлении набега. Передовые дозоры в большом количестве. чтобы наверняка заметить любую подозрительную мелочь… И вот он, успех.

Вторгшееся на сербские земли разгорячённое проповедями завывающих мулл войско не было достаточно подготовленным. Оно рассчитывало больше на обычный набег, а потому не имело артиллерии. Грамотные полководцы? С этим также всё было печально, потому как понимающие в военном ремесле не очень то горели желанием идти в набег, риск не вернуться из которого превосходил все разумные рамки. Потому всё вышеперечисленное подменялось тем самым религиозным фанатизмом, жаждой добычи и множеством обещаний, что как следует пограбить, порезать неверных и отойти они сумеют ещё до подхода войск Борджиа. Ах да, а ещё у этого своеобразного войска отсутствовали османские знамёна. Только зелёные полотнища со сделанными чёрной краской надписями, вроде как из Корана. Тут Мигелю Корелье особо интересно не было.

Недостаточная подготовка всегда влечёт за собой печальные последствия. В частности, неумение устроить нормальный лагерь для ночлега и выставить дозоры, берегущие покой и целостность войска. То есть дозоры имелись, охрана тоже вроде как бдела, но их умения оставляли желать лучшего. Они не заметили передовые дозоры уже сербских войск. Им не хватило наблюдательности обнаружить, как вокруг спящего за малыми исключениями лагеря смыкается кольцо более умелых воинов. Они много что упустили, и теперь им предстояло платить. Дорого платить!

— Хараджича сюда, — приказал Мигель, прекращая рассматривать в подзорную трубу османский лагерь.

— Исполняю, магистр.

Магистр… Корелья уже успел привыкнуть к этому своему титулу в Ордене Храма, но нет-нет. да слово вызывало лёгкое… неудобство. Почему? Тут он и сам не мог толком ответить. Может не считал себя достаточно подготовленным? Возможно, вовсе далёким эхом отзывалось то, что ранее говорили о тамплиерах, почти полностью уничтоженных и оболганных после крушения Ордена. А его неожиданное возрождение, многим поставившее палки в колёса, сокрушившее немало планов и принесшее тоску и печаль королям из династии Валуа… Стало очень жаль, что поблизости нет Чезаре, что заслуженно славился умением отвечать на самые неожиданные, а порой близкие и проклятым вопросы. Но его коронованный друг сейчас находился по ту сторону Средиземного моря, в том, что раньше было Мамлюкским султанатом, а теперь вновь должно было стать Египтом. Но не просто, а Египтом обновлённым, лишённым того, что там творилось вот уже многие века. Разумеется, под властью рода, которому он, Корелья, присягнул и с которым накрепко связал своё будущее.

Зачем ему понадобился Светозар Хараджич, в прошлом один из командиров небольшого отряда, по мере сил досаждавшего османам? Как раз по причине умения последнего совершать налёты именно ночью и именно на спящего противника. А ещё хорошо знакомого с местностью, что тоже было важно.

— Звал, князь?

Особых манер у Хараджича не было, да и сам он хоть и из благородного рода, но за время османского владычества большей частью вырезанного и впавшего в бедность, близкую к нищете. Зато и злости у Хараджичей прибавилось. У уцелевших, конечно. И чем больше их родной крови умирало от рук османов, тем сильнее становилась эта самая ненависть. Вот как раз таких и приближала к себе Лукреция, да и сам он, Мигель Корелья, понимал правильность подобного пути. Такие не предадут, да к тому же будут сражаться до последнего османа, проливая единственную влагу, способную утолить терзающий их изнутри огонь — кровь.

Что до обращения «князь», так местные пока либо не успели, либо даже и не