Следующим вечером, вооружившись биноклем, я опять влез на чердак, на этот раз, убедив себя не высовываться. Я сразу же навел объектив на окно голой соседки, но к моему огорчению, окно оказалось темным. Зато в трех остальных квартирах горел свет. На втором этаже, слева, картина не изменилась, за столом, на котором вырос лес бутылок, сидел вчерашний знакомец, в тех же майке и трусах. Он держал в руке одну из бутылок и периодически подносил ко рту, за тем ставил бутылку на колено и, опустив подбородок на грудь, тупыми, пьяными глазами взирал на свой округлившийся под майкой живот. Так же на втором этаже, в квартире справа от него, за столом находились трое мужчин, один из них сидел лицом в мою сторону, другие же, сидели лицом к первому и затылками к окну. Все трое держали перед собой веера из карт, и каждый по очереди, вытаскивал одну карту и кидал на стол, на котором помимо карт находилась крупная куча денег. Сидевший ко мне лицом мужчина, оказался весьма широколицый и упитанный, его толстое лицо обрамляли старомодные бакенбарды, его маленькие глазки переводили взгляд со стола в собственную колоду и обратно, его брови свелись к переносице, а широкий рот приоткрывался и закрывался, словно толстяк хотел что то сказать. К тому же он был невероятно мал ростом, над столом возвышалась чуть ли не одна голова, с подвязанной под головой бабочкой.

  Партнеры по игре, как было сказано, сидели ко мне затылками и оказались значительно выше, сидящего ко мне лицом. Один из них демонстрировал мне лысый череп, блестевший в свете электрической лампы, другой же собранные в пучок волосы. Оба были одеты в светлые рубашки.

  Квартира первого этажа, слева от лестницы, под алкашом одиночкой, так же освещалась, причем освещались сразу два окна, кухня и комната. На кухне, за столом, в белом домашнем халате, сидела женщина с растрепанными рыжими волосами, она прятала лицо в ладони, и, судя по дрожанию всего ее тела, плакала. В комнате виднелось кресло, находящееся ко мне в полуобороте, большей частью спинкой. Над спинкой кресла высовывалась, чья то с глубокими залысинами голова, на подлокотнике виднелась рука сидящего, а еще ниже нога, обутая в тапочек, за креслом находилась выходящая в прихожую дверь. Кроме верхнего света, по стенам комнаты мигали синие отсветы, что указывало на работающий в комнате телевизор, лицом к которому и расположился сидящий в кресле мужчина.

  Я стал водить биноклем от одного окна в другое, испытывая удовольствие от наблюдения за чужой жизнью. Алкаш, в чью квартиру я вновь заглянул, сидел за столом и пел, широко раскрывая рот и демонстрируя недочет в передних зубах. Он набирал в рот воздух, приподнимал грудь, и снова горланил, он раскачивался туловищем и мотал головой из стороны в сторону. Насладившись арией (правда, без звука) я заглянул к картежникам. Картежники застыли в напряженном ожидании, потом один из них, тот, что лысый, бросил раскрытые карты на стол, остальные последовали его примеру, и сразу после этого среди них возник оживленный разговор.

  Плачущая женщина, в этот раз, склонив голову, стояла у раковины, вытирая пальцами рук слезы под глазами. Потом намочила полотенце и приложила к лицу.

  Алкаш продолжал петь, постукивая себя ладонью об колено.

  Картежники приготовились к следующей партии, сидящий ко мне лицом толстячок мешал колоду.

  Женщина ушла из кухни, отправившись в ванную комнату. Ее муж продолжал сидеть, не вылезая из кресла, его плешивая голова все так же виднелась.

  Алкаш отхлебнул из бутылки, поставил на стол и снова запел.

  Картежники... картежники, все трое смотрели на меня. Они смотрели недобро. Толстячок свел брови к переносице над маленькими глазками и тяжелым взглядом глядел в мою сторону. Его партнеры по картам глядели на меня вполоборота. Лысый продемонстрировал мне большой, горбатый нос, его бровь под взиравшим на меня глазом приподнялась, а уголки губ опустились. Мужчина с собранными в хвостик волосами оказался с густой, черной бородой и так же смотрел на меня искоса. Я опустил бинокль, и, сообразив, что лучше было бы скрыться, собрался отойти от окна, когда услышал свист. После недолгой паузы раздался второй, потом третий. Свист доносился со стороны дома. В комнате игроков, чья-то голова высунулась в форточку. Я поднес к глазам бинокль и снова взглянул в окно картежников. Лысый игрок стоял на табуретке и, высунув голову в форточку, свистел мне, за тем, увидев что я на него смотрю, не слезая с табуретки развернулся ко мне спиной, расстегнул штаны, спустил их до колен, и, нагнувшись показал мне в окно голую задницу, похлопав себя по ней. Его товарищи захохотали. Толстый раздвинул в улыбке губы на все свое широкое лицо, опустил руки на живот, а его поросячьи глазки слезились от смеха. Бородатый хохотал, раскрыв рот, образовав дыру в густых зарослях бороды и усов. Смеялся и сам лысый, его лицо выглядывало из за задницы. Я тут же опустил бинокль и отошел от окна, скрывшись в темноте.

  В эту ночь, как и в прежнюю, я долго не мог уснуть, я боялся компании игроков, чувствуя опасность, боялся, они придут за мной.

  Следующим вечером я вновь был на чердаке, еще раз убедив себя не высовываться. Свет горел в тех же квартирах, что и вчера, окна брюнетки оставались без электричества. Я осторожно, чуть отойдя от окна и стараясь быть незамеченным, заглянул в окна игроков. Любители карточных игр сидели в том же положении, что и вчера, и каждый из них сосредоточенным взглядом взирал на свои картишки.

  Алкаш одиночка пытался подняться из за заставленного стеклотарой стола, что у него с первых попыток не получалось и он неоднократно плюхался жопой на диван. С очередной попытки он все же встал, задев ногой стол и повалив с него бутылки, после чего шатаясь, направился в направлении выходящей в коридор двери, но, немного не дойдя распластался, оказавшись ногами в комнате, а остальной частью тела в коридоре.

  В квартире семейной пары, электричество горело только в пустующей комнате, но через некоторое время, из темноты прихожей, появился упитанный лысый мужик в семейных трусах и с большим волосатым пузом, он ввел в комнату, держа за волосы рыжеволосую женщину, собрав ее волосы на затылке в свою огромную волосатую лапу. Лицо женщины исказилось в гримасе боли, ее халат развязался,