- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (38) »
Этюд В Бордовых Тонах Игорь Тарно
Введение
Сегодня, кажется, 30 марта 2020-го года. Я иду ночным городом навстречу сильному ветру, который бросает мне в лицо холодный и рассыпчатый снег, невесть откуда взявшийся в конце первого весеннего месяца этого високосного года. Город спит, устав от безумия, творящегося в нем в результате неожиданной напасти в виде жуткой эпидемии коронавируса из Китая, получившей название COVID-19, как не странно, созвучной с моим именем Дэвид, которое мне дали мои весьма своеобразные родители по какому-то недоразумению, так как я - коренной украинец, причем, как любил повторять отец, мой род корнями уходит во времена расцвета запорожского казачества
Часть 1 ИСТОКИ
Я вырос в зажиточной семье сотрудника правоохранительной системы, причем мой отец дослужился до должности начальника управления тюрем и исправительных колоний, в которых содержались довольно-таки опасные криминальные элементы, но он, вряд ли, уступал им в жестокости, а потому до определенного времени был на весьма хорошем счету у своего начальства. Его даже наградили орденом Ленина, что казалось невероятным в условиях специфической службы. Если к своим подчиненным и подопечным он относился излишне строго, то изредка все же баловал меня в отличие от моей старшей сестры, к которой относился как к недоумку, так как на нее в возрасте десяти лет упала с крыши дома огромная сосулька и сильно повредила голову. Хотя это и не привело к ненормальности, но сделало характер девочки весьма плаксивым и немного вздорным. Такое пренебрежительное отношение отца к сестре стало причиной моего поверхностного отношения к женщинам в будущем. Именно от него ко мне пришло понимание того, что в этой жизни сила силу ломит и что на каждое действие в отношении тебя следует последовать с твоей стороны активное противодействие. Хотя мой отец был почти что двухметрового роста с пудовыми кулаками, я был парнем чуть выше среднего роста и недостаточно сильным, чтобы стать лидером класса среди рослых и злобных акселератов, мечтающих о власти с первых дней своего существования. К своему стыду, не могу не заметить, что я был трусливым ребенком и боялся до десяти лет посещать туалет, тем более смывать воду из бачка. Я родился в мае 1980-го года, а потому в сознательном возрасте, то есть в 1988-м году, успел посетить пионерский лагерь, в котором у меня проявилась болезнь, связанная с боязнью ночью ходить в туалет, то есть по научному энурез, так что утром я просыпался в кровати, матрас которой был насквозь промокшим, Воспитатели вывешивали его во дворе сохнуть, называя меня в присутствии детей разными нелестными кличками, что вызывало гомерический смех у моих товарищей, которые присвоили мне обидную погремуху “Сцыкун”, что больно било по моему ущемленному самолюбию, но я ничего с этим сделать не мог. Как не странно, но болезнь оставила меня без врачебного вмешательства, как и детские страхи, хотя факт ее существования остается фактом. В школьном коллективе, в котором я оказался в сентябре 1987-го года, мне довелось быть неприметной личностью, хотя учился неплохо. Среди учеников было много детей с особыми спортивными способностями, к которым я также не относился, хотя пытался заниматься в разных секциях: от фехтования и тенниса, до баскетбола и ручного мяча. Так продолжалось до тех пор, пока однажды, во время учебы в 8-м классе, гуляя в парке недалеко от дома, я поссорился со своим сверстником - слабым, женственным парнишкой по кличке “Мамочка”, который в ответ на мое грубое обращение к нему, неожиданно ударил меня по лицу слабой ладошкой. И я не осмелился ответить этому шкету в нужный момент, а тот, увидев, что я стою в нерешительности, высокомерно заявил: - Я тебе не какой-то слабак, так что знай свое место! Всю ночь я ворочался в кровати, возвращаясь к этому, позорному для меня инциденту, и лицо горело от стыда из-за моей трусости. В ту ночь я пришел к выводу, что мне необходимо заняться тренировками по боксу, но вначале впервые в жизни получить со всей силы по физиономии, чтобы не тушеваться после атаки предполагаемого противника в будущем. В нашей школе было три довольно-таки известных юных боксера: мои соученики - восьмиклассники Ткаченко и Галковский, а также выпускник школы Бендаловский - чемпион страны среди юношей. Естественно, что просить Бендаловского двинуть меня по физиономии, было крайне глупо. Ткаченко выступал в среднем весе, а вот Галковский был полу-легковесом, так что именно к нему я обратился со своей необычной просьбой, тем более что давал ему списывать контрольные работы по математике, а потому он был мне кое в чем обязан. Удивительно, но он с пониманием воспринял мою просьбу и тут же рассказал, что с ужасом вспоминает свою первую тренировку, когда получил сильнейший удар от противника в левый глаз. Тогда, по его словам, ему показалось, что из глаза посыпались искры, а глазницу пронзила совершенно нестерпимая боль. По его словам, этот удар, достойно перенесенный им, позволил ему в дальнейшем без страха выходить на бои с лучшими противниками. Мне трудно определить, насколько Галковский был тогда искренним, либо он просто решил наказать меня за мое поведение в недавнем прошлом, когда подрался после уроков с Ткаченко, причем если вначале он выигрывал за счет скорости и техники, то потом сильные удары более мощного средневеса сделали свое дело, и обессилевший Галковский, поняв, что не в состоянии противостоять тому, заплакал не от боли, а от обиды. И я оказался среди тех, кто смеялся над его слезами, как бы поддержав более сильного, хотя с Ткаченко никаких отношений не имел! И вот мы оказались вдвоем в спортзале школы. - Ты готов? - поинтересовался Галковский, и я почувствовал в его словах какое-то странное удовлетворение. - Да, давай! - ответил я, подставив ему под удар лицо, стараясь не жмуриться. Неожиданно Галковский нанес мне удар в лицо, и у меня словно искры посыпались из глаз, после чего резкая боль пронзила всю мою суть, а затем все вокруг покрылось темной мутью, так что мне показалось, что я на мгновение потерял сознание. Лишь потом я понял, что это был классический нокдаун, и удивительно лишь то, что мне удалось устоять на своих двоих. Сумев собрать всю свою волю в кулак, я не застонал и даже сумел криво усмехнуться, хотя мое лицо ужасно болело, а глаз на время потерял
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (38) »