юное сердце… А значит и мы, частичка нас, останется здесь…

Неподалеку от селения Ярило причалил к берегу и крепко обнял ребят:

— Ну, бегите, — молвил он, — холодает…

Он улыбался, северный ветер трепал его огненно-рыжие волосы.

— А ты? — спросила Дуная.

— Я? — Ярило погладил девчушку по голове, — я тоже ухожу… Ухожу дальше, на юг, вместе с караванами перелетных птиц. Ухожу, чтоб вновь вернуться в тот день, когда солнце впервые пригреет землю… Тогда я спущусь и пойду прямиком на ясный свет жаркого костра.

Он улыбнулся:

— Ну, теперечи прощайте! До весны…

— До весны! — прошептала Дуняшка и улыбнулась, — до весны…

— До весны! — повторил Демка.

Они сошли на берег и тихо глядели на плот, уносивший вдаль по волнам рыжего Ярилу. Когда тот скрылся из виду, Демка погладил уснувшего в его кармане Лютика, взял за руку Дунаю, и они зашагали вперед — туда, где затаилось в осенней дымке небольшое тихое селение.

И вот уже скрипнула калитка, и на крыльцо на лай собаки вышла бабка Агафья… Всплеснув руками, она замерла на миг, а затем, подобрав юбки, кинулась Демке и Дунае навстречу!

— Дитятки мои! — причитала она, обнимая и целуя их, — яхонтовые мои! Иззябли-то как! Давайте-ка в дом! Уж я вам медку дам, уж я вам молочка! Где ж ты, Демушка, пропал-то?! Мы уж все глаза проплакали — думали, ты сгинул…

— Нет, бабушка, я не сгинул! — Демка улыбнулся, — я себе невесту искал…. И вот нашел Дуняшку!

— Дуняшка… Ах ты, батюшки! — бабка Агафья смеялась, но по лицу ее отчего-то текли слезы, — Дуняшка… Ах, дитятки вы мои!

— Не плачь, бабушка! — Демка взял Дунаю за руку, — я это сам… Никто меня не неволил!

Бабка Агафья утерла слезы краем передника и с шутливым ворчанием поспешила увести ребят в дом…

…Настала ночь. Все давно спали, один только Демка ворочался с боку на бок в теплой постели — ему не спалось. Под окнами и в печной трубе завывал одиноким волком осенний северный ветер. Демке вдруг почудилось, будто в его заунывной песне он слышит иной — тихий и нежный — напев… В унылом шепоте вдруг явственно зазвучал чистый, радостный перелив голоса Майи! Она как будто пела ту самую песенку, которой, словно в далеком, летнем сне, Стрибог звал ветер посреди затопленного леса:

Демка стремглав вскочил с постели и, мелькнув в сенях, выбежал на крыльцо…

Ветер, шелестя в уже пожухлой траве, обрывал с деревьев листья, а по темному ночному небу бежали облака, изредка являя спящей земле прекрасный и печальный лик Луны. Вокруг не было ни души…

— Значит, показалось… — тихонько вздохнув, прошептал Демка.

И вдруг он услышал! Услышал такой родной, такой милый сердцу звук уходящего куда-то лета… В лесу, то замирая, то набирая силу, будто живое дыхание, играла дудочка… Лель!

Демка изо всех сил напряг зрение и стал пристально вглядываться в туманную осеннюю ночь, чтобы еще разок хотя бы одним глазком взглянуть на уходящее в сумерки лето…

Но вокруг по-прежнему никого не было — только нежная трель дудочки раздавалась во тьме. Демка задумчиво улыбнулся:

— До свидания, Лель — Лето! — прошептал он куда-то во тьму и, зайдя в дом, тихонько притворил за собою дверь.

Осенний ночной ветер заботливо укрыл бледную Луну пуховым одеялом облака, и мир окутал сон. А песня дудочки Леля уносилась все дальше, дальше и, затихая, смолкла где-то вдали.