— услышала Марийка свой голос и шмыгнула носом.

В ответ он буркнул что-то нечленораздельное и замолчал.

Выйдя из машины, Марийка огляделась по сторонам. Весь частный сектор пригорода словно вымер. Не было видно ни «любознательных» соседей, ни беспричинно лающих собак — все укрылись от ещё не утраченного солнечного зноя. Это к лучшему.

— Пашка, пойдём домой. Па, ты слышишь меня? — она открыла заднюю дверь «девятки».

Он посмотрел на свою Марийку как-то странно, облизнул высохшие губы.

— Голову даю на отсечение, ты что-то задумала…

«Неужели он так близок к сумасшествию…»

Потом он достал из сумки полиэтиленовый пакет, разорвал его и стал обматывать ноги, остатки ног.

— Отойди, Ма. Я хочу сам прогуляться пешком, вдруг это последние мои шаги на земле, — произнёс он через минуту.

Пашка спустился с заднего сиденья на траву. Именно спустился. Сказать, что он вышел из машины, уже было неправильным. Нижние части ног, которые у большинства людей не являлись нижними, упёрлись в травянистый грунт. Ни один мускул на его осунувшемся лице не показал, что ему было больно. Нет, определённо он не испытывал физической боли. Больно было Марийке — она смотрела на своего парня, который за какие-то считанные часы стал на голову ниже её ростом, и вытирала рукой слёзы, неприятно щекотавшие щёки.

Из дома выскочил Неугомонный Джек, беспородный коротколапый пёс, которого Марийка ещё щенком подобрала год назад в подземном переходе. Он радостно прыгнул сначала к Пашке и стал слюнявить его лицо — потому что оно было ближе. Марийка взяла Джека на руки, и все безобидные собачьи радости переключились на неё.

Помогая себе руками, которые теперь доставали точно до земли, Пашка проковылял в дом…

VI

— Алло, Наум Наумыч? Это Мария. Да, с третьего курса. Только не удивляйтесь. Мне срочно надо с вами увидеться, — прокричала Марийка в телефон. — Да, пожалуйста, только приезжайте, прошу! — она продиктовала адрес и положила трубку.

Был вечер. Марийка сидела на маленькой кухонке и смотрела на недавно установленную вытяжку над газовой плитой. Как же ей хотелось курить! Но Пашка терпеть не мог запах табачного дыма, и она раз и навсегда бросила это пристрастие — и даже тайком не желала прикасаться к сигарете. Жертвовать ради любви нужно всем — тем более такими мелочами, как курение. А любовь к Пашке была великой, что называется беззаветной. Она и не знала раньше, что такое настоящие взаимные чувства. Пашка, этот воспитанный среди детдомовской братии паренёк, был всем в её жизни.

Из кухонки хорошо было видно всю гостиную. Он лежал там на диване, укрытый одеялом. Парень опять дремал. Ужасная белизна лица спала, но изредка его брови подёргивались от нервного тика, а дыхание то учащалось, то приходило в норму.

Марийка верила, что всё будет хорошо.

Наум Наумович, а в студенческой среде просто Наумыч, был профессором кафедры прикладной альтернативной медицины в её университете. Он обязательно должен помочь. У любой экстраординости есть экстраслабинка, для любой волшебной палочки можно найти подходящий волшебный топорик. Это были слова профессора.

Внезапно Пашка закричал.

— Больно! Очень больно! Уа-а-а!

Марийка бросилась к нему.

Он лежал на спине, весь в поту. Укрытые одеялом конечности — а точнее, то, что от них осталось — с недюжей силой колотили по дивану, поднимаясь кверху и опускаясь. Марийка подсознательно на мгновенье сравнила его с жуком, который оказался на спинке кверху лапками и никак не мог перевернуться в ходовое положение. Это продолжалось несколько секунд, показавшихся Марийке вечностью — она не знала, что предпринять, как ему помочь.

Наконец Пашка успокоился. Наверное, боль ушла.

— Ты как? Па?

Он помолчал, потом, подумав, сказал следующее:

— Знаешь, Ма, всё-таки я чувствую ноги, они у меня есть. Просто мы их не видим. Сейчас твой Джек сделал мне больно, причинил боль моим ногам. Которые никуда не делись. Он укусил меня. Я пинался и отогнал его. Слышишь, Ма?..

Она слышала его — Пашку-реалиста. Ещё она слышала за окном негромкий лай Неугомонного Джека — наверное, тот опять гонял наглых ворон.

— Па, скоро приедет профессор, о котором я тебе говорила. Он поможет нам справиться.

— Как с этим можно справиться? Как? — в голосе парня чувствовалась тоскливая обречённость. А ожидание скорого появления какого-то профессоришки вызывало в нём — Пашке-скептике — чувство недоверия и напрасности предпринимаемых попыток спасения его жизни.

У Марийки пока не было ответа — у неё почему-то нашлись другие слова.

— Когда я была маленькой, мой дед часто брал меня с собой на Утиное озеро. Я сама этого совсем не помню, но в рассказах бабушки был такой случай. Однажды мы с дедом плавали там на лодке. Не знаю, из-за чего именно, но на середине озера лодка перевернулась, и мы оказались в воде. Меня спасли местные рыбаки, а деда вместе с затонувшим судёнышком искали три дня. Бабушка во время поисков даже ночевала на берегу, не веря в его гибель. А на третий день она увидела чудо. В прибрежной воде сначала показалось дно дедовской лодки, а потом на берег вышел он сам. Оказалось, его спасла эта перевёрнутая лодка. В ней, как в куполе, был воздух, которого ему каким-то фантастическим образом хватило на три дня, чтобы за это время, удерживая лодку на плечах, пройти по дну озера от середины до самого берега. К бабушке…

Марийка взглянула на Пашку. Глаза его были закрыты, он опять был далеко, во сне. Девушка мысленно вернулась из своего «далёка» в действительность.

«Почему он так много спит? Ну где же Наум Наумыч?»

Она присела на корточках у изголовья дивана и положила руку на светлые волосы своего парня. Почему-то ей вспомнилась песенка из детства, которую иногда пела бабушка.

Шёпотом Марийка произнесла:

Глаза её закрылись и уже затуманенная голова медленно опустилась на подушку рядом с головой юноши. Чёрные кудряшки переплелись со светлыми волосами.

Во дворе не утихал задиристый лай.

VII

Она проснулась от стука в дверь. Пашка спал всё в том же положении. Марийка протёрла глаза и опять почувствовала давление ужасной реальности.

Наум Наумыч являл собой сухонького старичка с седой, ещё не лысеющей шевелюрой, маленькими выцветшими глазами и носом, похожим на клюв клеста. В руках он держал свой неизменный портфель из чёрной рельефной кожи. Профессор вошёл в