Анатолий Махавкин Крысиный лев

— Ну хорошо же, голубчик! — Виктор Павлович отложил планшет и самодовольно ухмыльнулся, поправив очки на мясистом носу, — намного, намного лучше. Заметьте, исчезла навязчивая линия неизбежной смерти, которая мне, если говорить честно, успела изрядно надоесть. Сравнить с первым: «На груде неподвижных тел останусь я один» — совсем другое дело. Остался, правда, некий переизбыток чёрной краски, но от него мы тоже избавимся, со временем.

Я покивал головой, стараясь изображать крайнюю заинтересованность и согласие с каждым словом. Впрочем, ничего иного мне и не оставалось, если когда-либо, в обозримом будущем я собирался покинуть стены этого милого заведения.

Виктор Павлович Северцев считался моим личным мозгоправом и лекарем болезной души. Был он также доктором наук, лауреатом множества премий, магистром какого-то ордена и прочая, прочая…Спорить мне с ним не полагалось, ибо предполагалось, что мою внутречерепную начинку он знает намного лучше владельца. Даже если на самом деле дела обстояли несколько иначе.

— Вы просили и я рассказываю, — сообщил я Северцеву, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и хлопнул Льва по морде, отчего тот недовольно запищал, но послушно спрятался обратно в карман, — мне сегодня опять снился сон.

Виктор Павлович согнал с лица деланно-рассеянное выражение и пристально уставился на меня сквозь стёкла очков в ультрадорогой, как он неоднократно хвастался, оправе. На мгновение у меня возникло неприятное ощущение, будто на меня смотрит снайпер через оптику прицела. Впрочем, жёсткий изучающий взгляд тут же сменился обычным мягким взором водянистых карих глаз и Северцев откинулся на спинку высокого кожаного кресла.

— Конечно рассказывайте, голубчик, — внезапно он сделал паузу и повернулся на пронзительный писк, раздавшийся со стороны книжного шкафа, — и будь столь любезны, уберите своего зверя от моей Нюси, он её крайне нервирует.

Нервирует? Не то слово! Шёрстка на белой крысе встала дыбом и она, истошно попискивая, забилась в свой домик, отчего наружу торчал лишь кусок розового хвоста. Перед клетью сидел Лев и пристально смотрел через прутья, ворочая длинным носом. Когда проклятая зараза успела удрать из кармана я, честно говоря, не заметил. Пришлось подняться и взять Льва в руку, препятствуя попытке вцепиться в палец. После хлопка по ушам, беглец отправился обратно в карман.

— Огромное вам спасибо, голубчик, — поблагодарил Северцев, — ума не приложу, что находит на Нюсю, когда она видит вашу…Вашего Льва.

Не знает он! А я знал, причём знал очень хорошо.

— Поскольку конфликт полностью исчерпан, будьте так любезны рассказать ваш сон. Вы же знаете, голубчик, любая информация, которая даст ключ к пониманию вашего внутреннего мира — бесценна для меня. Чем скорее я смогу составить отчёт о вашей психической стабильности, тем скорее закончится ваше вынужденное заключение.

Думаю, Северцев послан сюда одной из спецслужб, не один из представителей которых так и не навестил меня после приземления. Ещё до полёта до меня доходили определённые слухи, а тут ещё и тот факт, что именно этому благодушному очкарику я отдан со всеми потрохами в любое время дня и ночи.

На физиономии собеседника светилось такое самовлюблённое самодовольство, что на мгновение у меня возникло нестерпимое желание…Нет! Я резко одёрнул себя. Ещё не хватало здесь и сейчас! Ощутив моё возбуждение, в кармане запрыгал и возмущённо запищал Лев. Попытавшись успокоиться, я начал рассказывать сновидение:

— Мне снилось, будто я опять оказался на борту «Вспышки». Нет, я точно знал, что это — «Вспышка», вот только ничего знакомого там не было. Вместо обычного голубого пластика коридоров — тёмные сводчатые ходы, выложенные потрескавшимся кирпичом, по которому вниз непрерывно стекают потоки воды. Под ногами — каменные плиты в тёмных маслянистых пятнах, а над головой — мрак сводчатого потолка. Единственное знакомое — чёрное небо в узких стрельчатых окнах. Такого неба на Земле нет и быть не может.

Я шёл по коридору в абсолютной тишине и не чувствовал вокруг ни единой живой души. По коже продирал мороз от неведомой опасности, которой здесь пронизано всё. Иногда в полу я видел дыры, зарешёченные ржавыми толстыми прутьями. Если наклониться к отверстиям, то можно различить далёкие жуткие вопли, поэтому я старался обходить их стороной.

Внезапно дверь в стене коридора резко распахнулась и мне под ноги начали выкатываться человеческие черепа. Очень не хотелось заглядывать за дверь, но какая то сила подвела ближе и едва не впихнула внутрь. Я оказался в небольшом помещении, доверху забитом костями. Что-то шевельнулось на верхушке жуткой кучи и вдруг бросилось на меня, скаля длинные зубы. Тут я вскрикнул и проснулся.

— Интересно, интересно. Простите, голубчик, а вы не разглядели, какое именно существо атаковало вас?

Я поднял на Северцева глаза, пытаясь сообразить, что именно стоит за его вопросом: обычный интерес психиатра к своему пациенту или нечто большее? Однако, как бы там ни было, свои мысли он умеет скрывать не хуже меня, поэтому его тёмные глаза были по-прежнему безмятежны.

— Это — крыса, — сообщил я, изобразив улыбку на одеревеневших губах, — обычная крыса.

— Что, э-э, обычная крыса? — удивлённо переспросил Виктор Павлович, — вроде вашего, гм, Льва?

— Совершенно верно, вроде моего Льва. Ну и пусть великий толкователь сновидений и повелитель пленённых мыслей растолкует мои видения. Может быть я сумел перейти на новый уровень? Или всё по-старому: чувство вины у последнего выжившего перед погибшими, которое трансформировалось в груду обезличенных черепов. Муки совести преобразились в жуткие крики из тёмных дыр, которые, очевидно символизируют закрытые участки памяти. Всё верно?

На лице Северцева расцвела широкая ухмылка, точно ирония моих слов прошла мимо него. Однако через мгновение он стал полностью серьёзен.

— А как вы сами, голубчик, расшифруете собственное сновидение? — поинтересовался он и взял со стола массивный золотой Паркер, — ну, если отринуть Донцовское манихейство. Вы ведь у него учились?

— Сами знаете, — я пожал плечами, — ну а если совсем без иронии, мне до смерти надел карантин, который для меня превратился в настоящее