Наталья Буренчева Однажды выглянет солнце

Олень поднял голову и, перестав жевать, настороженно прислушался. В неподвижном воздухе раздавалось лишь редкое чириканье птиц да треск промерзших деревьев. Зверь лениво повел рогами и снова принялся сдирать кору с облюбованного ствола.

Вдруг серый лес ожил, будто сорвавшись с места — из-за кустов выскочила стая волков. Олень вскинулся и бросился бежать. Он петлял между деревьями, пролетал над грудами валежника и скакал по рыхлому снегу. Следом несся глупый еще молодняк, но видавший уже не одну зиму самец знал: стоит сбавить темп — и нагонят более свирепые и опасные противники. Поэтому олень мчался, что было мочи. Волки выбивались из сил, но не сдавались. Их подгонял жестокий голод: зима в этом году выдалась неимоверно лютая, стада ушли, — большой одинокий олень был подарком судьбы, и хищники не собирались его упускать.

Молодые волки стали отставать — слишком много сил потрачено, слишком мало ели они предыдущий месяц. Перед оленем забрезжила свобода. Он налег еще, продираясь сквозь покрытую настом поляну.

Может, добыче и удалось бы уйти, но в дело вступили более хитрые звери. Все это время они бежали позади, а когда молодняк сдал, пустили в ход сэкономленные силы. Горела каждая мышца, но олень продолжал бороться — в отличие от мяса, коры более-менее хватало, и волки зачастую ловили зубами воздух. Вдруг откуда-то сбоку выскочил крупный зверь темного окраса. В несколько мощных толчков ему удалось поравняться с рогатым и вцепиться в заднюю ногу.

Олень бился и вырывался, но Волк не отпускал, волочась брюхом по острому насту. Налетевшая стая мигом покончила с этой возней, принявшись тут же утолять голод. Толкаясь, волки обступили тушу, некоторые, самые смелые, попытались оттереть того, кто обеспечил им пиршество. Это был чужак, и стая не собиралась с ним делиться. Обычный пришлый, омега, отошел бы в сторону, чтобы потом доесть остатки и обглодать кости, однако этот не жил по общим для всех правилам.

Грозно зарычав и раскидав несколько особо наглых, он аккуратно отгрыз от туши ногу и поволок ее по снегу. Тащить мясо было тяжело: оно то и дело запутывалось в ветвях деревьев, падало в небольшие овражки, кроме того, много желающих поживиться сбегалось на запах свежей крови, и приходилось постоянно их отгонять.

Когда Волк, наконец, доставил свой кусок к логову, он уже выбился из сил. Та, ради которой он старался, конечно же, почувствовала его приближение и учуяла сытный запах. Прихрамывая, из логова показалась белоснежная Волчица. Благодарно потеревшись носом о морду своего спутника, она принялась есть.

Волк прилег рядом, наблюдая за ней и ожидая, пока пара насытится. Усталость и голод притупили чувства зверя, и он не распознал в замолкшем лесу надвигающейся опасности. Лишь когда до его слуха донесся лай псов — вечных спутников людей, — Волк понял, что удача ему изменила.

Подав Волчице сигнал спрятаться, он выскочил перед собаками и, покрутившись на месте, кинулся от них бежать. Глупые гончие с истошным лаем бросились вслед за ним, вовсе не подумав искать кого-то еще. Волк делал ставку на скорость: как только они отбегут подальше, его спутница выйдет из логова и схоронится в убежище у озера — безупречный план, который ни разу их не подводил.

Но не сейчас.

Волк понял это, когда где-то вдалеке раздался выстрел. Он сбился с шага, и собаки налетели на него, норовя вцепиться в глотку. Зверь остановился, принимая самый отчаянный и лютый бой в своей жизни. Он кусал, перегрызал вены и кости, пригибался к земле, падал и снова поднимался…

Еще чуть-чуть, и его бы разорвали на клочки, но случилось чудо — охотничий рог повелительно позвал оставшихся в живых собак за собой. Псы пометались, терзаясь желанием добить врага, но все-таки ушли на зов хозяев.

Израненный волк остался один лежать на залитом кровью снегу.

Через какое-то время в его усталом разуме появилось воспоминание о выстреле, о том, что надо бы сходить и проверить. Собрав последние крохи сил, зверь встал и, роняя алые капли, побрел к убежищу. Однако на озере было пусто, и запахи молчали, указывая на то, что белая Волчица здесь вовсе не появлялась.

Не было ее и у логова.

Едва переставляя лапы, Волк все-таки отыскал утоптанный лог, где ее запах смешивался с отвратительной вонью, исходившей от двуногих.

Забрали. Они ее забрали.

Зверь упал, уткнувшись в снег, от которого все еще пахло ею, и тихонько заскулил.

Он скулил от боли и одиночества. От разочарования и бессилия. От того, что все еще не началось и уже закончилось.

Мелькали друг за другом воспоминания. О том, как ушел из родительского логова. О том, как увел молодую изящную Волчицу из стаи. О том, как она выхаживала его, раненого, после очередной драки. О том, как поранила в капкане лапу… Было многое.

А ведь сколько бы еще могло быть?

Они бы вместе выли на луну по весне. Вывели бы волчат.

И ведь жалко и больно от того, что ничего этого уже не будет.

Проклятые люди! Сколько вы еще будете мешать? Скольких вы еще заберете, убьете, растерзаете прежде, чем успокоитесь? Почему вам все время мало? Почему своих сородичей вам не хватает?

Волк скулил, выдавливая из груди весь воздух до капли. Снова и снова, пока со всех сторон не сомкнулась темнота.

Мысли окончательно разлетелись.

И ни одна не вернулась, когда его легкие вновь наполнились воздухом и раздался громкий недовольный крик.

* * *

— Так и есть, он снова здесь! Сынок, почему ты опять убежал? — мачеха торопливо застучала каблуками по дорожке.

Мальчик никак не отреагировал на ее появление: он так и продолжал стоять у решетки и смотреть на зверя, лежавшего в клетке. Почувствовав приближение людей, старая Волчица тяжело поднялась и, посмотрев на прощание на своего гостя, скрылась в темном углу. Мачеха уже стояла рядом с пасынком, пытаясь разжать уцепившиеся в прутья пальцы.

— Ты знаешь, как беспокоится твой отец? — продолжала она отчитывать мальчика, который обратил на нее внимание только после того, как кончик белого хвоста исчез в конуре. — Когда ты уже прекратишь эти свои штучки! — визгливо крикнула она, топнув ногой, и принялась тянуть его за руки.

Он молча отпустил прутья и позволил себя увести. Несколько раз мальчик оборачивался, надеясь, что Волчица выглянет из своего убежища, однако она так и не показалась.

— Невозможный ребенок! Совсем от рук отбился! — продолжала ругаться женщина всю дорогу до дома. — Прямо как подменили с тех пор, как отец взял в этот зверинец… Вот скажу ему, чтобы больше он тебя туда не брал! И охрану пусть предупредит, чтобы больше не