боль. Стиснув зубы, он пальнул в ответ слепо, не целясь. От грохота заложило уши. Пуля цвиркнула, отскакивая от металла.

– Не пробил! Кольчуга заговорённая! – ахнули сзади. Перепуганные мальцы вжались в дальний угол повозки.

С глухим отчаяньем Мизгирь осознал, что упустил свой единственный шанс: вот она надвигается, его белоглазая смерть, и он уже ничего не успеет сделать. Ни для Ивашки, ни для этих семерых, вырванных по чужой воле из привычной им жизни.

Второй патрон дал осечку.

Мизгирь припал к доскам, как зверь. «Ну уж нет! Я тебя, падлу, уделаю!» – он перекатился и коротко взвыл, ударяя белоглазого обеими ногами в пах. Тот глухо охнул, согнулся пополам.

И тут лесную тишину распорол сухой треск автоматных очередей и истошный кошачий мяв.

* * *

Рыцари тайного ордена полегли от оружия своих же потомков.

Уцелел лишь магистр, да и то потому, что Мизгирь, чёрный и страшный, вдруг встал во весь рост и рявкнул:

– Не стрелять! Этот гад нам живым нужен! – его полоснула вдруг мысль: «Кто же ребят из связки по домам отправит, как не этот?! Раз уж он схитил их – ему и возвращать!»

Он обвел пронзительным взглядом своих спасителей.

Танкист, все хуторские и даже староста Фрол были здесь! Шмайссер в его ручишах смотрелся сущей игрушкой. А кому не хватило оружия огнестрельного, похватали вилы, топоры, дреколье. А у Степановых ног вился, задрав трубой хвост, верный Мурысь.

Узников наконец расковали. Они стояли испуганной кучкой, жались друг к другу, робко косились на опасные штуковины, уничтожившие за минуту целый отряд. Один только Ярик не выказывал страха. Он подмигнул Ивашке как близкому другу – и тот понимающе улыбнулся ему в ответ. Будто солнышко просияло.

Аринка вдруг заозиралась:

– А Уна где же?

Принялись искать, но той и след простыл.

– Утекла, гадина! – Федька отчаянно сморкнулся в траву. – Жаль, не поквитался я с ней.

Гуртом они отправились на хутор.

Барона фон Готфрида скрутили и, надавав ему тумаков, перекинули как куль поперек седла, повезли следом. Сгрузив, заперли в амбаре Танкиста. Магистр поначалу сыпал громогласными проклятьями, но наконец затих и он.

А спасённых ребят тем временем повели в баню, там отмыли до скрипа, до красноты, потом принялись кормить. Те поначалу накинулись на еду – наголодались, намаялись. Но вскоре уже и есть не могли: сидели распаренные, осоловевшие, вяло переговаривались.

Селяне разобрали их по домам, уложили, укутали.

– Намыкались, болезные! Настрадались! – причитали над ними деревенские бабы.

К Мизгирю подошел Степан, ухмыльнулся:

– А кот-то ваш опять не подвёл! Сплю себе на сеновале – тут он, откуда ни возьмись. Глаза, как плошки – огнём горят, шерсть дыбом, а воет, что твоя сирена пожарная! Ну, я и смекнул, что беда с вами приключилась, бегом к тайнику, арсенал доставать. Потом всех наших поднял – и в лес, за котом. Он впереди бежал, дорогу показывал.

Ивашка подхватил кота с земли, зарылся лицом в чёрный пушистый бок:

– Мурысенька! Храбрый, хороший мой котик! Опять спас нас всех!

Тот игриво куснул его за пальцы, коротко взмякнул и вывернулся из рук. Сейчас он казался обычным домашним мурлыкой – шкодным и себе на уме.

Со стороны амбара послышался шорох. Потом закачались верхушки подсолнухов в огороде. Стрелок вздрогнул:

– Магистр! Пойду-ка проверю, как он там.

Он с трудом отодвинул тяжелый засов, откатил в сторону дубовую чурку, подпиравшую дверь. Чуть приоткрыл – и в лицо ударил сладковатый застоявшийся запах. Стрелок заглянул внутрь – и тихо, но отчаянно выругался: связанный пленник неподвижно лежал на полу, запрокинув крупную голову. Глазные яблоки белели из-под полуприкрытых век как два мраморных шарика. Вся его грудь, подбородок, шея были залиты густой зеленоватой жижей. И ею же был заполнен до краев провал разинутого рта. Магистр захлебнулся собственной рвотой.

– Яд! – выдохнул похолодевший Мизгирь.

– Это Унка! Ее рук дело! Я знаю! – за спиной возник вездесущий Федька.

Стрелок вытолкал его взашей из амбара, притворил за собой дверь. Ноги враз стали ватными, отказывались держать. По-дурному, накатами, ныла перевязанная рука – по бинтам начало расползаться багровое пятно. Но Мизгирь даже внимания не обратил на открывшееся кровотечение: он прокручивал и прокручивал в голове варианты спасения детей.

– Как же мы домой теперь вернёмся?! – ахнула Аринка в унисон его мыслям. Обхватила себя за плечи вздрагивающими руками. Чернявый Кир принялся её утешать, но тщетно: по лицу девочки покатились крупные, как горошины, слёзы.

Ивашка встрепенулся:

– А как вы вообще работали в связке? Ведь не по доброй же воле вы проход для магистра открывали!

– А мы и не открывали его вовсе, расширяли скорей, – пробубнил щуплый вихрастый Захар, выглянув из-под Кирова локтя.

– Уна сама всё делала, она же и решала, куда идти. Чертила круг и читала по книжке заклятия. А нашу связку цепляли к ней – и тогда появлялся синий огонь, и кандалы шибко жглись. Вот, – Кир продемонстрировал тёмные, будто оплавленные рубцы на запястьях. – У всех остальных такие же. Это от бесовского огня. Вряд ли теперь сойдут.

– Но почему же она тогда своего ключника убила?! Если это она была, конечно…

– Она, она! Больше некому! – с жаром закивали ребята.

– Видно, сочла его недостойным союза, раз позволил взять себя в плен.

– Магистр обещал Уне сделать её королевой над всем миром. А она только и любила, что золото и власть. Дьяволица и есть. Небось, найдет себе нового шлюссельмейстера теперь, лучше прежнего.

– У, ведьма!

И тут стрелка осенило.

– Постойте-ка! – выпалил он. – Если вы были с ними не по доброй воле, а как пленники, и вас силой заставляли проходить через обряд, значит, сгодится любой ключник? И наш тау-риш подойдет!

– Ну, выходит, что так. – Ярик задумчиво почесал переносицу. – Если вы откроете исходный портал, а мы присоединимся в качестве добавочных, то сможем скорректировать направления и каждый, по идее, отправится туда, куда ему нужно.

– А ежели я не захочу отправляться? – тихо и скорбно прошептал Федька. – Меня-то дома никто не ждет, сирота я. Махистр хотя бы кормил исправно. А так – придется или воровать, или же опять христарадничать пойти. Не надобно мне этого!

– Ну, так и оставайся у меня! – хмыкнул Степан. – Будешь помощником, подмастерьем. И вообще – заместо сына. Всему, что знаю, обучу тебя. Молотилку вот вместе доделаем, – он мотнул подбородком в сторону своего полусобранного механизма.

– А чегой это? – Федька вытаращился на диковину, заморгал белесыми ресницами. –