Джон Рональд Роуэл Толкиен Лучшие сказания

⠀Введение⠀

«Когда Вы пишете сложную историю, Вы должны сразу рисовать карту — потом уже будет поздно»

Дж. Р. Р. Толкиен

⠀⠀⠀ ⠀⠀

Мир Толкиена. Карта Средиземья во Второй и Третьей эпохах (затенённые области — затопленные впоследствии земли времен Второй эпохи)

В оформлении сборника дополнительно использованы работы Теда Несмита и других художников. Там, где автор изображения известен, он указан.⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Дж. Р. Р. Толкиен о вселенной Средиземья

(Письмо к Мильтону Уолдману)

Текст приведён по книге: Толкин Дж. Р. Р… Письма. © Эксмо: Москва, 2004

⠀⠀ ⠀⠀

После того как «Аллен энд Анвин», от которого Толкиен требовал однозначного ответа, поневоле отказалось публиковать «Властелина Колец» вместе с «Сильмариллионом», Толкиен был уверен, что Мильтон Уолдман из «Коллинза» в ближайшее время выпустит обе книги в своем издательстве. Весной 1950 г. Уолдман сообщил Толкиену, что надеется приступить к набору уже осенью. Но возникли задержки, главным образом из-за частых отъездов Уолдмана в Италию и его болезни. К концу 1951 г. никаких определенных договоренностей касательно публикации достигнуто не было, а в издательстве «Коллинз» общий объем обеих книг вызывал все большее опасение. По всей вероятности, именно по просьбе Уолдмана Толкиен написал нижеследующее письмо — длиной почти в десять тысяч слов, с целью доказать, что «Властелин Колец» и «Сильмариллион» взаимозависимы и неразделимы. Письмо, заинтересовавшее Уолдмана настолько, что он отдал его в перепечатку, не датировано, но написано, вероятно, в конце 1951 г.

Дорогой Мильтон!

Вы попросили дать краткое описание материала, имеющего отношение к моему воображаемому миру. Трудно сказать хоть что-нибудь, не сказав при этом слишком многого: при попытке найти пару слов распахиваются шлюзы энтузиазма, эгоист и художник немедленно желает сообщить, как этот материал разрастался, на что похож и что (как ему кажется) автор имеет в виду или пытается изобразить. Кое-что из этого я обрушу на вас; однако приложу и просто краткое резюме содержания: это (возможно) все, что вам нужно, или до чего дойдут руки и на что времени хватит.

Если говорить о том, когда и как это сочинялось и разрасталось, все это началось одновременно со мной, — хотя не думаю, что это кому-то интересно, кроме меня самого. Я имею в виду, что не помню такого периода в моей жизни, когда бы я это все не созидал. Многие дети придумывают, — или по крайней мере берутся придумывать, — воображаемые языки. Сам я этим развлекаюсь с тех пор, как научился писать. Вот только перестать я так и не перестал, и, конечно же, как профессиональный филолог (особенно интересующийся эстетикой языка) я изменился в том, что касается вкуса, и усовершенствовался в том, что касается теории и, возможно, мастерства. За преданиями моими ныне стоит целая группа языков (по большей части лишь схематично намеченных). Но тем созданиям, которых по-английски я не вполне правильно называю эльфами^[1], даны два родственных языка, почти доработанных: их история записана, а формы (воплощающие в себе два разных аспекта моих лингвистических предпочтений) научно выводятся из общего источника. Из этих языков взяты практически все имена собственные, использованные в легендах. Как мне кажется, это придает ономастике определенный характер (единство, последовательность лингвистического стиля и иллюзию историчности), чего заметно недостает иным сходным творениям. Не всякий, в отличие от меня, сочтет это важным, поскольку меня судьба покарала болезненной чувствительностью в подобных вопросах.

Но страстью столь же основополагающей для меня ab initio^[2] был миф (не аллегория!) и волшебная сказка, и в первую очередь — героическая легенда на грани волшебной повести и истории, которых на мой вкус в мире слишком мало (в пределах моей досягаемости). Уже в студенческие годы мысль и опыт подсказали мне, что интересы эти — разноименные полюса науки и романа — вовсе не диаметрально противоположны, но по сути родственны. Впрочем, в вопросах мифа и волшебной сказки я не «сведущ»^[3], ибо в таких вещах (насколько я с ними знаком) я неизменно искал некое содержание, нечто определенного настроя и тона, а не просто знание. Кроме того, — и здесь, надеюсь, слова мои не прозвучат совсем уж абсурдно — меня с самых юных лет огорчала нищета моей любимой родины: у нее нет собственных преданий (связанных с ее языком и почвой), во всяком случае того качества, что я искал и находил (в качестве составляющей части) в легендах других земель. Есть эпос греческий и кельтский, романский, германский, скандинавский и финский (последний произвел на меня сильнейшее впечатление); но ровным счетом ничего английского, кроме дешевых изданий народных сказок. Разумеется, был и есть обширный артуровский мир, но при всей его величественности он не вполне прижился; ассоциируется с почвой Британии, но не Англии; и не заменяет того, чего, на мой взгляд, недостает. Во-первых, его «фэери»-составляющая слишком уж обильна и фантастична, слишком непоследовательна и слишком повторяется. Во-вторых, что более важно: артуриана не только связана с христианством, но также явным образом его в себе содержит.

В силу причин, в которые я вдаваться не буду, это мне кажется пагубным. Миф и волшебная сказка должны, как любое искусство, отражать и содержать в растворенном состоянии элементы моральной и религиозной истины (или заблуждения), но только не эксплицитно, не в известной форме первичного «реального» мира. (Я говорю, конечно же, о нынешней нашей ситуации, а вовсе не о древних, языческих, дохристианских днях. И я не стану повторять того, что попытался высказать в своем эссе, которое вы уже читали.)

Только не смейтесь! Но некогда (с тех пор самонадеянности у меня поубавилось) я задумал создать цикл более-менее связанных между собою легенд — от преданий глобального, космогонического масштаба до романтической волшебной сказки; так, чтобы более значительные основывались на меньших в соприкосновении своем с землей, а меньшие обретали великолепие на столь обширном фоне; цикл, который я мог бы посвятить просто стране моей, Англии. Ему должны быть присущи желанные мне тон и свойства: нечто холодное и ясное, что дышит нашим «воздухом» (климат и почва