террора. Послѣдній отдѣлъ книги посвященъ характеристикѣ этого террора и подведенію его итоговъ, при чемъ оказывается, что ужасы гильотины, обращенные преимущественно противъ имущихъ классовъ, представляли собою лишь небольшую часть страданій, обрушившихся на французскій народъ при якобинскомъ владычествѣ.

Критическій анализъ, которому Тэнъ подвергаетъ государственныя и соціальныя теоріи якобинства, посредствомъ изложенія ихъ фактическихъ результатовъ, тѣмъ вразумительнѣе, что онъ противополагаетъ этимъ теоріямъ истинные принципы человѣческаго общежитія, которые одни лишь въ состояніи предохранить демократію отъ одичанія, отъ состоянія тѣхъ дикарей, которые, по словамъ Монтескьё, срубали дерево, чтобы воспользоваться его плодами.

Печатая въ свое время свои критическіе очерки книги Тэна о революціи, я былъ далекъ отъ мысли, что мнѣ придется быть очевидцемъ аналогическаго потрясенія въ Россіи. Издавая теперь отдѣльной книгой эти очерки съ необходимыми дополненіями и измѣненіями, я полагаю, что освѣщеніе, данное Тэномъ французской революціи, имѣетъ въ настоящее время для русскихъ читателей новый интересъ, являясь въ то же время освѣщеніемъ и недавно пережитыхъ ими событій. И мы пережили возраставшее за послѣднія десятилѣтія революціонное настроеніе, слагавшееся изъ вѣры въ отвлеченныя неясныя теоріи, и изъ идеализаціи политическихъ революцій, основанной на простой подражательности и плохомъ знакомствѣ съ исторіей, — настроеніе, захватившее даже людей, стоявшихъ близко къ наукѣ и къ практической общественной дѣятельности. И мы пережили тяжелый политическій кризисъ, когда люди, призванные къ участію въ законодательствѣ, протянули руки къ правительственной власти и, грозя возстаніемъ и гнѣвомъ народа, требовали, чтобы «исполнительная власть» покорилась имъ. На нашихъ глазахъ уже намѣчалась и сила, собиравшаяся опутать Россію своими сѣтями на подобіе якобинской организаціи. На другой день послѣ объявленія манифеста 17-го октября съѣздъ главныхъ дѣятелей освободительнаго движенія опубликовалъ свой манифестъ, въ которомъ объявилъ «задачей конституціонно-демократической партіи достиженіе Учредительнаго собранія, «при чемъ Государственная Дума можетъ служить для партіи лишь однимъ изъ средствъ на пути къ осуществленію той же цѣли, съ сохраненіемъ постоянной и тѣсной связи съ общимъ ходомъ освободительнаго движенія внѣ Думы». — Для достиженія своей цѣли съѣздъ предначерталъ организовать повсюду губернскіе и порайонные комитеты партіи съ подчиненіемъ ихъ центральному комитету, предоставлявшему себѣ общее руководство. Въ воззваніи къ народу центральный комитетъ заявлялъ, что «самъ народъ долженъ черезъ своихъ выборныхъ управлять всѣми дѣлами въ государствѣ, писать законы и устанавливать порядки». Послѣднее же слово этого воззванія гласило: «А когда придетъ время выбирать народныхъ представителей, надо сдѣлать такъ, какъ укажетъ комитетъ партіи, потому что, если дѣйствовать вразбродъ, выбирать кому кто приглянется, то никто не попадетъ въ Думу изъ тѣхъ, кому надо попасть для пользы народа^{1} — А что могло бы изъ этого выйти, объ этомъ подробно свидѣтельствуютъ два тома Тэна о хозяйничаньи якобинцевъ во Франціи. Къ счастью, эти затѣи не осуществились. Въ этомъ отношеніи аналогія между французской революціей и «освободительнымъ движеніемъ» прерывается. Россія вышла изъ смутной годины съ обновленнымъ, повышеннымъ политическимъ строемъ и съ законодательной, обѣщающей развитіе экономическаго благосостоянія и культурный подъемъ массы сельскаго населенія. Въ высшей степени характерно при этомъ, что поборники «освободительнаго движенія», во всемъ руководившіеся примѣромъ революціи 1789 г., отступили отъ нея именно въ этомъ отношеніи. Французская революція была, по крайней мѣрѣ въ своемъ началѣ, дѣйствительно тельнымъ движеніемъ, избавивши милліоны французскихъ крестьянъ отъ пережитковъ старины и стѣснительныхъ сервитутовъ и сдѣлавши ихъ свободными собственниками земли.

Мы заключаемъ наше предисловіе историческимъ воспоминаніемъ, которое можетъ послужить оправданіемъ и самой книги. Послѣ террора молодая графиня де Шатенэ, семья которой была одной изъ его жертвъ, встрѣтилась въ знакомой семьѣ въ городкѣ Шатильонѣ съ 26-лѣтнимъ, молчаливымъ, генераломъ Бонапарте, на пути его въ Парижъ. Между ними завязался разговоръ, продолжавшійся четыре часа. Рѣчь коснулась, конечно, и террора. Наполеонъ объяснилъ своей собесѣдницѣ, что армія была непричастна къ террору, даже мало знала о немъ. Онъ прибавилъ къ этому, что можно дѣлать зло, можно даже много его натворить, не будучи на самомъ дѣлѣ злодѣемъ; какая нибудь подпись, необдуманно сдѣланная, можетъ стоить жизни многочисленныхъ жертвъ. «Картины, сказалъ онъ, на которыхъ бы развертывалось, въ дѣйствіяхъ и сценахъ, зло, проистекшее отъ рѣшенія, принятаго необдуманно, вотъ что слѣдовало бы часто выставлять передъ глазами людей; и тогда человѣчество находило бы въ нихъ самихъ охрану и убѣжище отъ грозящаго ему зла».

«Тысячи разъ, прибавила разсказчица, эта мысль приходила мнѣ на память».

В. Герье

Глава первая

Историки Революціи

1. Предшественники Тэна

Самымъ крупнымъ изъ историческихъ событій новаго времени по впечатлѣнію, произведенному имъ на современниковъ, и по его послѣдствіямъ для потомковъ, самымъ важнымъ по обширности его вліянія и по практическому его значенію нужно, конечно, признать французскую революцію конца ХѴІІІ-го вѣка; въ отличіе отъ другихъ аналогическихъ по названію явленій въ исторіи Франціи, ее называютъ великой революціей. Это событіе было завершеніемъ всей предшествовавшей исторіи этой страны и послужило основаніемъ для дальнѣйшей ея исторіи; оно было причиной возрожденія всей юго-западной части европейскаго материка, внесло новыя идеи и учрежденія въ общеевропейскую жизнь и оставило неизгладимыя черты на современной цивилизаціи. Поэтому, безъ изученія и безъ свободной отъ предразсудковъ оцѣнки французской революціи нельзя вѣрно понять ни прошлой, ни современной исторіи Франціи, нельзя вникнуть въ причины, опредѣлившія исторію значительной части европейскихъ государствъ въ XIX вѣкѣ, нельзя, наконецъ, дать себѣ яснаго отчета о движеніи нашей духовной жизни и стоять на уровнѣ современной цивилизаціи.

Но изученіе и оцѣнка историческихъ событій всегда сопряжены съ значительными затрудненіями. Съ литературнымъ и художественнымъ произведеніемъ легко познакомиться; оно представляется цѣльно и непосредственно эстетическому чувству читателя