Игорь Маранин Восьмой участок кладбища

1.

Лишняя могила обнаружилась случайно.

На восьмом участке Салов и Лопатин прикапывали за оградкой кота, откинувшего лапы накануне вечером. Хозяйка уговорила землекопов совершить акт милосердия за три сотни рублей. Закончив работу, сели перекурить, и тут взгляд Лопатина упал на свежий могильный холмик.

— Это чё? — удивлённо произнёс он. — Кто накопал, на?

Под рябиновым кустом с ещё зелёными гроздьями ягод ровным прямоугольником темнело свежее захоронение. Почесав небритый подбородок, Салов обошёл его по контуру и остановился у деревянного креста.

— Степан Иванович Незаметный, — прочёл он на картонной табличке, прибитой к кресту.

Покойный словно издевался своей фамилией над землекопами, не заметившими самоуправства на подведомственной территории.

«Во-первых, — загибая пальцы, думал Салов, — на восьмом участке хоронить запрещено, закрыт он. Во-вторых, нарядов за вчерашний день закрыто четыре — и все на тридцать втором участке. В-третьих, Моська отпустил их в два часа, а до двух они никак не успели бы отработать ещё и здесь. В-четвертых, Женька Салов свой ум ещё не пропил…»

— Ты чё пальцы гнёшь, на? — Лопатин сделал затяжку и бросив сигарету, затоптал её кирзовым сапогом. — Звони Михалычу, пусть башляет нам бабки. А ежели ещё раз в нашу смену халтурить будет, я его ушами дышать заставлю.

— Не кипишись, Лопата, — загибая пятый палец, охладил его товарищ. — Михалыч в Тамбов укатил, сын у него разводится. И напарника прихватил: там такой скандал — стенка на стенку.

Собрав доводы в кулак, Салов разогнул пальцы и достал телефон — о лишней могиле следовало сообщить Моське, то есть директору Моисеенко. Выслушав подчиненного, тот разразился длинной тирадой, из которой следовало: ни о каком захоронении он не знает, а за появление его вычтет у копалей из зарплаты.

— Раз, говорит, в вашу смену схоронили, вы и виноваты, — скривившись, словно от зубной боли, плюнул Стольник.

— Михалыч это! — убеждённо сказал Лопата. — Больше некому, на. Пришиб в Тамбове из родни кого, привез и закопал. Или масоны — фамилия у мужика подозрительная.

Лопатин был убеждённым конспирологом и верил в НЛО, порчу и всемирную закулису.

— Надо узнать, кто такой этот Незаметный! — заявил его напарник, сморкаясь в клетчатый носовой платок размером со скатерть.

2.

От Верки Сычёвой ушёл муж — третий с начала года, и она оплакивала судьбу, сидя перед телевизором. Подле безутешной женщины стояла ваза с клубничным вареньем и кружка чая размером со спортивный кубок. Ответив на звонок, Верка долго не могла поверить, что ей звонит Женька Салов. Женьку она помнила хорошо: в школе он учился двумя классами старше, красиво матюгался и гонял всех пацанов во дворе. Теперь, говорят, работал на кладбище, калымил хорошие деньги и имел право бесплатно хоронить родственников.

— Зайди в «Одноклассники»! — кричал в трубку Салов. — На свою страничку!

— Зачем? — не могла понять Верка. — Что случилось? Это точно ты, Жека?

Салов многоэтажно выругался.

— Точно ты! — обрадовалась Сычёва. — Ты же вроде развёлся, да?

Как назло связь рвалась, и слышно было худо: то ли из-за плохого покрытия оператором, то ли из-за басовито стучавшего в необъятной груди взволнованного сердца.

— Фамилия у него — Незаметный! — настаивал Жека.

— Не было у нас в классе такого! А ты точно со своей разошёлся?

— Верка, край мне надо о нём узнать! Хошь, я тебе огород вскопаю?

«Огород? — хотела удивиться Верка. — Зачем его копать в июле?»

Но вовремя прикусила язык. Да пусть перекопает этот чертов огород, жалко, что ли?!

Комары на кладбище злые, не чета обычным. И волдыри от них величиной с пятирублевую монету. Но некоторых людей они облетают стороной, словно не замечая. Лопате дружно завидовали все землекопы: его кровососы не трогали.

— Я как думал? — рассказывал Салов, прихлопнув широкой ладонью очередную гроздь насекомых. — Нынче даже ЦРУ террористов по социальным сетям ищет, а чем я хуже? Может, на внешность он и незаметный, а фамилия очень даже приметная. Помнишь, Верку Сычеву из школьной команды по баскетболу? Она в «Одноклассниках» выложила фотку седьмого класса и подписала все фамилии, вот, гляди. В нижнем ряду справа — Стёпа Незаметный.

— Не видно ничо, на, — вглядываясь в фото, произнёс Лопата. — Засвечена морда у него.

— Плюнуть и растереть! Всё равно отыщем… Верку узнаешь?

— Ничо она худая была! Щас не обхватишь, разве тока за шею… Это всё масоны, на.

— Чо масоны? — опешил Салов.

— Виноваты они, говорю.

— В том, что Верка растолстела?

— Ну да. Травят её соей и пальмовым маслом, вот и разнесло бабу.

Некоторое время они курили молча. Салов шлёпал комаров и думал о Верке — ему нравились женщины в теле. А худышки, наоборот, виделись чахлыми и болезненными. Лопатин размышлял о масонах: добрались вольные каменщики до их городка или нет? Получалось, если могилу копал Михалыч, можно было жить спокойно, только на сою и пальмовое масло не налегать.

Телефон тренькнул через час. Женька включил громкую связь и умиротворённую тишину кладбища нарушил воркующий Веркин голосок.

— Ты представь! — радостно щебетала она. — Учился этот Незаметный с нами до девятого. Даже в походы ходил и в Анапу по путёвке ездил. Это я по фотографиям выяснила. Помнишь, мой класс путёвку выиграл на Олимпиаде? Золотое было детство… Ну кроме старших классов, там жуть сплошная. Слушай, а с огородом ты не обманешь, нет?

— Не обману, — пообещал Жека. — Ты рассказывай, рассказывай.

— Я как думала? — хвасталась Верка. — Раньше менты бабок у подъездов расспрашивали, когда преступников ловили. А чем я хуже? Поднялась на восьмой к бабе Зине — помнишь её?

— Ну.

— Чахнет на своём восьмом! Прежде-то скамейки у подъездов стояли, и цветочки росли, а сейчас всё машинами заставлено. С восьмого этажа попробуй в её годы разгляди, что во дворе делается. А у тебя какой автомобиль, Жека?

— Большой.

— Я так и думала почему-то! А цвет какой?

— Так чо старуха-то? В памяти ещё?

— Ха! Это мы одноклассников не помним, а баба Зина и сейчас всё про всех знает. У Стёпкиной матери (я её вспомнила!) коса до колен была, а работала она на пластмассовом заводе формовщицей. Там же и отец трудился токарем. На редкость дружно жили, этаноловая семья.

— Эталонная, — поправил Салов.

— Оба предка на районной Доске почета висели. Правда потом, когда Стёпка в армии был, папаша свинтил из семьи, — тут Верка жалостливо хлюпнула носом. — А мамка волонтером заделалась