движемся в правильном направлении, – сказал я. – А когда большие войны остались в прошлом и наша цивилизация стала более-менее гуманна, включила нам вашу замечательную игру.

– Скорее, вше развитие остановилось или свернуло куда-то не туда, – сказала Селена.

– Да-да, мы променяли космос на айфоны и были за это наказаны.

– На что?

– Неважно, – сказал я, вспомнив, что и Флойд тоже не понимал сарказма. – Наш предыдущий век был веком больших войн. В текущем все свелось с мелким локальным конфликтам и международному терроризму, и я думаю, что дело в этом.

Она покачала головой.

– Ты неправильно понимаешь смысл существования Системы.

– А разве это не бесконечная война?

– Нет.

– Сильные возвысятся, слабые падут, – процитировал я.

– Но разве сила заключается только в умении убивать?

– Когда сразу же после этого объявления какой-нибудь зомби пытается перегрызть тебе глотку, сложно интерпретировать эти слова как-то по-другому, – сказал я. – Тут, хочешь, не хочешь, и Махатма Ганди взялся бы за дубину.

– Кто?

– Опять-таки неважно, – сказал я. – Я не знаю, что там задумывали ваши общие предки, но Система отнюдь не несет в галактику разумное, доброе и вечное. Система – это война.

– Есть множество миров, которые не воюют, – сказала она. – Ты увидишь их сам.

– Когда?

– Когда подключишься к инфополю планеты.

– Так чего же мы тянем?

– Это случится завтра, – сказала она.

– А чего зря время терять? Данные подтираете?

– Это невозможно, и ты сам убедишься, – сказала она. – Инфополе планеты формируется без нашего вмешательства. Там то, что было, и то, что есть, ни больше и не меньше.

– Тогда почему завтра?

– Мы калибруем оборудование, – сказала она. – Ты все-таки не один из нас.

– Тогда, пока мы ждем, расскажи мне об одном из вас, – сказал я. – Расскажи о Первом Игроке.

– Он – Первый Игрок, и этим все сказано.

– А если немного подробнее? У нас же вроде тут марафон откровенности намечался.

– Он, как ты недавно выразился, наш общий предок, – сказала Селена. – Он старше Системы, и он в ней с самого начала. Он принимал участие в ее разработке и стал ее альфа-тестером, вылавливая баги и мелкие неточности, корректируя работу Вычислителей уже по ходу игры.

– И почему вы думаете, что он жив, если все остальные уже умерли?

– До нас постоянно доходят отголоски его деятельности в мирах Системы, – сказала Селена. – Его информационные следы. Бывают перерывы, иногда по десятку лет, но потом мы получаем новые доказательства того, что он еще жив.

– И чем он там занимается?

– Он там живет, – сказала Селена. – Сначала он играл, как и все. Был великим воином, исследовал подземелья, убивал чудовищ. Потом ему это наскучило, и он стал играть в стратегию. Создавал и разрушал империи, вел за собой народы… Но потом и это ему наскучило, и чем он занимается сейчас, мы пока не знаем.

– Легко быть великим воином и стратегом, имея при себе инструмент разработчика, – заметил я.

Похоже, что этот парень был Виталиком на максималках, только вот модераторских квестов по его голову не выписывали. Великий нагибатор и читер в законе. Чего бы и не поиграть при таких раскладах?

– Он использовал Венец Демиурга только первые двести лет игры, и только по делу, – сказала Селена.

– Или со временем он научился от вас шифроваться.

– Ему нет нужды от нас… шифроваться, – сказала Селена. – Мы не враги. Мы наблюдаем за ним, но не шпионим. Более того, он бывал здесь, в изначальном мире, возвращался сюда уже три раза, и каждый раз мы получали бесценную информацию о функционировании Системы...

Что-то в ее речи меня царапнуло. Я прокрутил диалог в голове еще раз, и понял, что именно. Или имеет место какое-то досадное непонимание, или кто-то врет.

Флойд говорил, что эта планета – не родной мир Архитекторов, что их предки переселились сюда, когда другие их предки работали над созданием и запуском Системы. А Селена только что назвала этот мир изначальным.

Я сделал себе зарубку в памяти, но акцентировать не стал. Либо я сам все узнаю, либо… не узнаю. Она-то в любом случае может соврать, и вряд ли я смогу ее на этом поймать. Нет у меня инструментов для проверки.

– … он называл это коротким отпуском, – продолжала Селена. – И каждый раз, несмотря на все наши уговоры остаться подольше, он возвращался в игровые миры. Он говорил, что там – настоящая жизнь, а мы здесь влачим жалкое существование, просто доживаем свой век. Никогда он не задерживался здесь дольше пары недель.

Занятный он, должно быть, парень. Старше Системы и все еще играет, и до сих пор ему не надоело.

Надо бы найти его и спросить, как это у него получается.

– Его как-нибудь зовут? – спросил я.

Она сказала.

Я три раза попытался воспроизвести этот набор звуков и не преуспел.

– А никакого более человеческого варианта не существует? – поинтересовался я.

– В игре он называет себя Магистром, – сказала Селена.

– Скромно.

– Ему нет нужды быть скромным, – сказала Селена. – В том, что касается игры и всех ее аспектов, он действительно магистр.

– И как ты собираешься его найти?

– Узнаю, когда окажусь там.

– Там? То есть, ты собираешься войти в игру?

– А что тебя удивляет? Я делала это уже много раз. Да, но нынешним меркам я, конечно, не топ, но когда-то была в первой десятке.

– И все это только потому, что влиять на Систему извне невозможно? – уточнил я.

– Именно.

– Ну, хорошо, – сказал я. – Допустим, ты найдешь этого Магистра и отберешь у него корону создателя. И что ты будешь с ней делать? Что именно ты собираешься корректировать?

– Мы узнаем это…

– Когда я подключусь к инфополю вашей планеты и вы выкачаете мой мозг, – попробовал угадать я.

– С первой частью этой фразы я спорить не буду.

– Но я не понимаю, что вы собираетесь там найти, – сказал я. – Мне тридцать с небольшим лет, и я ни хрена не знаю ни о Системе, ни о том, когда она на самом деле к нам пришла.

– Все не так просто, – сказала она. – Грубо говоря, когда ты войдешь в инфосферу, мы используем тебя, как камертон для более тонкой настройки, которая позволит нам подключиться к инфополю Земли. И вот там я и найду ответы на все вопросы.

– Иными словами, для этой цели подошел бы любой землянин?

– Но пришел сюда только ты.

– Обидно знать, что ты не избранный, ведомый судьбой и волей богов, – сказал я. – И что никаких тайн твой мозг не скрывает. Что ты – всего лишь камертон.

Откровенно говоря, чем дольше мы беседовали, тем сильнее у меня крепло убеждение, что Селена ездит мне по ушам. Худший вид лжи – когда тебе говорят правду, но не всю.

– Если тебе станет легче, могу сказать, что ты – великий воин, раз сумел пройти мимо стража в