находить общий язык с персоналом. Принесла с собой еще теплый суп с фрикадельками, паровые котлеты с картошечкой, заставила поесть при ней. Когда же к ним заглянул лечащий врач, не отступила в сторону, а сама повела с ним разговор о состоянии сына. Во время обследования и последующего опроса отвечала на те вопросы, с которыми Павел затруднялся – тогда и выяснилось, что у него уже год, как начались проблемы с психикой. Вначале резкие смены настроения, после приступы немотивированной раздражительности и гнева, а в последнее время замкнулся в себя, ни с кем не хотел разговаривать и общаться, даже с родителями. В крайнюю же ночь заперся в ванной и перерезал вены на запястье – чудо, что отец проснулся по какому-то наитию и обнаружил сына, лежавшего на полу без сознания.

Врач, Сергей Александрович, после завершения обследования с результатами томографии и энцефалограммы выдал заключение – серьезных клинических отклонений у молодого человека нет. Разве что психомоторная реакция немного заторможена, но то вполне естественно после приема антидепрессантов. Насчет амнезии и последующего назначения высказался ободряющим тоном:

– Возможно, сказался вегетативный криз, нервная система не выдержала перегрузки. Думаю, носит временный характер, после нормализации психоэмоционального состояния память должна вернуться. Хотя гарантировать не могу – человеческий мозг слишком сложная субстанция, чтобы судить наверняка! Пока же Павел побудет у нас неделю-другую, понаблюдаем – не возникнет ли рецидив суицида, других аффективных расстройств, сейчас же не вижу предрасположения. Лечения как такового не требуется, проведем укрепляющий курс.

Сам Павел чувствовал себя достаточно окрепшим, уже спокойно, без излишнего напряжения, вставал с кровати, ходил по палате, утром до туалета добрался без посторонней помощи. Но не стал возражать против недельного отдыха в больничных стенах, будет ему лишнее время освоиться в новой жизни. Примерно также посчитала его мать – довольно улыбаясь, попрощалась с врачом, вручив ему незаметно для лишних глаз какой-то презент. С этого дня у Павла началась синекура, разве что по больничному распорядку. Ему предоставили полную свободу передвижений, мог ходить куда угодно и заниматься своими делами, правда их особо и не было. Читал книги и газеты, которые приносили родители – кстати, с отцом все обошлось благополучно, как и ожидалось, тот при первой встрече даже не давал знать, что видит в сыне другую личность, обращался ласково, как с родным.

Еще у Павла появилось хобби, если так можно назвать это занятие – он стал заядлым участником шахматных турниров. Прежде особо не увлекался древней забавой, играл от случая к случаю – здесь же почувствовал вкус, особенно с новыми способностями, раскрывшимися в самом первом сражении на шахматной доске. Алексей, сосед, как-то позвал с собой в комнату отдыха – там собрались любители на очередной турнир, – пошел с ним за компанию, сел за свободную доску и начал игру. Вот тогда заметил, что он видит поле за несколько ходов вперед – в голове как будто сработал компьютер, просчитывающий всевозможные варианты. Не составило труда понять – мозг прежнего Павла нисколько не пострадал, теперь в его распоряжении мощнейший интеллект! Ту партию выиграл легко, даже немного поддаваясь, следом другую и так со всеми игроками. Те захотели реванша, бои проходили теперь каждый день с утра до отбоя, с перерывами на процедуры и прием пищи, да еще в приемные часы. К ним приходили соседи из других отделений, а также любители из персонала, неизменно победу одерживал Павел – его уже прозвали гроссмейстером.

^{Шахматный турнир в больнице}

Собственно, игра для Павла не представляла самоцель, хотя азарт и желание выиграть придавали остроту такому времяпровождению. Главным же посчитал изучение того дара, чем щедро природа наградила парня. Можно сказать, на практике осваивал могучий потенциал, раскрывал его границы и возможности. В прошлой жизни не считал себя обделенным интеллектом – закончил лесотехнический институт в областном центре почти на одни пятерки, да и на службе проявил неплохо. Стать в двадцать семь начальником отдела с двумя десятками сотрудников в солидной компании – уже что-то значит. Но сравнить с тем, что сейчас ему стало доступно – это как небо с землей, разница едва ли не на порядок! Теперь поставил себе цель научиться рационально использовать природный талант, применять его с максимальной выгодой для себя и своих близких, а не разбрасываться на всякие побочные занятия, не приносящие никакой отдачи. То, как прежний Павел отнесся к бесценному дару в последние годы, счел отвратительной и постыдной слабостью, как-то еще простительной ребенку, но не взрослому парню. Мог бы жить припеваючи, если раскинул мозгами, а он испугался лихих перемен и сдался…

Из того, что узнал от матери, Павел увлекался разными науками – кроме математики еще физикой, химией, астрономией, писал статьи, которые публиковали серьезные издания. В МГУ, куда Павел поступил в пятнадцать лет, а в девятнадцать закончил, изучал информатику и вычислительную технику. Его оставили в аспирантуре университета, занялся составлением программ для сравнительно нового (по меркам почившего Советского Союза) компьютера БК-0010, а по сути безнадежно отставшего от лучших мировых аналогов IBM, Apple, Spectrum и прочих. Вскоре после развала Союза из-за рубежа хлынул поток более совершенной и сравнительно недорогой техники, все прежние наработки отечественной науки и промышленности оказались никому не нужными. Многие отраслевые и академические институты дышали на ладан или вообще закрылись от безденежья, государство урезало финансирование научных учреждений в десятки и сотни раз, если считать в американских долларах, практически ставших основной валютой в стране. А о рублях говорить нечего – они обесценились на многие тысячи, если не миллион раз, как когда-то в военное время.

Пострадали сотни тысяч бюджетников – среди них родители Паши, да и он сам, – многих уволили по сокращению штатов, оставшиеся влачили жалкое существование со своими нищенскими ставками, частыми задержками выплаты. А цены на самые нужные товары будто взбесились, люди просто не успевали за их ростом – та, что сегодня казалась слишком высокой, завтра уже оказывалась недостижимо низкой. И именно в эту трудную пору, когда у многих из-под ног ушла прежняя опора и надежда на государство, каждый выживал по своему разумению. Большая часть продолжала жить по-прежнему – проедала последние запасы или уже