— Волнуюсь?
Весьма мягкое определение того, что с ним творится!
Джон едва не рассмеялся.
Дафна положила руку ему на плечо.
— Пойдем, — сказала она и попыталась повести его вниз, но Джон уперся. — Послушайте, — не повышая голоса, объяснила Дафна, — вы ничем не можете помочь. Только помешаете. Спускайтесь вниз.
Джон неохотно позволил стащить себя обратно.
— Роды — дело долгое, — втолковывала Дафна. — Я мучилась два дня.
— Боже!
Два дня подобных терзаний, и он сойдет с ума! Дафна ободряюще погладила его по спине.
— Она прекрасно справляется. Честное слово!
Они вернулись в галерею.
— Все в порядке, — сообщила Дафна мужу и вернулась на второй этаж.
Прошел еще час, еще вечность, прежде чем Дафна снова спустилась вниз. Джон в это время находился в другом конце галереи, поэтому ей пришлось громко окликнуть его.
Он помчался к ней и был уже на полпути, когда она заговорила снова:
— Теперь можете подняться.
— Как она? — крикнул он, пробегая мимо Дафны.
— Все хорошо, — ответила она, идя следом.
Но он должен был все увидеть собственными глазами. Перепрыгивая через ступеньки, он вломился в спальню, протиснулся мимо доктора Моррисона, но при виде бледного лица и растрепанных волос жены замер у двери, не в силах вымолвить ни слова.
Она выглядела такой измученной…
— Виола!
Он подошел к кровати и только сейчас увидел в ее руках ребенка, крохотного, краснолицего, громко вопящего, с абсурдно маленьким носиком.
— Виола, — повторил он, потому что в голове не было ни единой мысли.
Он только и мог, что твердить ее имя. Она подняла глаза. Он упал на колени у ее изголовья. Виола подняла руку и коснулась его волос.
— Что случилось с тем сладкоречивым дьяволом, за которого я вышла замуж? — пробормотала она с усталым гортанным смешком.
Он яростно затряс головой, схватил ее руку и поцеловал. Что, черт возьми, должен говорить мужчина в такую минуту?
Слов у него не было.
— Джон, — прошептала она, и он, приподнявшись, стал целовать ее щеки и волосы. — Со мной все хорошо. И с ребенком тоже.
— Уверена?
Виола кивнула и прикусила губу.
— Знаешь… у нас девочка.
— Девочка?
Потрясенный, Джон снова опустился на колени и присмотрелся к малышке. Яростные, рассерженные крики перешли в икоту. Девочка устроилась в треугольном вырезе распахнутой сорочки Виолы, явно ища грудь. Джон решил, что она голодна.
Девочка…
Он нагнулся, изучая дочь в тусклом свете лампы. И вдруг увидел едва заметную родинку в уголке рта. Радость волной поднялась в нем.
Джон счастливо засмеялся. Девочка!
— Она чудесная! Клянусь, это самое красивое на свете дитя! И точная копия матери!
— О, прекрати! — едва не засмеялась Виола.
— Это так, — настаивал он и, повернувшись к стоявшей в дверях Дафне, спросил: — Верно?
— Думаю, вы правы, — кивнула та.
— Еще бы не прав! — довольно воскликнул Джон и снова обернулся к жене. — Смотри, — шепнул он, осторожно дотрагиваясь до влажного, тонкого, едва заметного светлого пушка на голове младенца. — У нее твои волосы. И эта маленькая родинка, и, клянусь Богом, прекрасно очерченный рот. — Он снова рассмеялся. — Готов поставить тысячу фунтов, что глаза у нее цвета озерного ила.
На этот раз Виола тоже рассмеялась:
— Это пока неизвестно. Почти все дети рождаются с синими глазами. Поживем и увидим!
Но Джону ни к чему было ждать. Широко раскрытыми глазами он смотрел на красавицу дочь и красавицу жену. Да, глаза цвета озерного ила, волосы, как солнечное сияние, и сердце достаточно большое, чтобы любить даже такого, как он. А наверху, в детской, спит его крепкий, здоровый сын. Господи, чем же такой безответственный, беспечный шалопай, как он, заслужил такую милость судьбы?!