Герхард Бранстнер. Со звездой на ниточке,

или

Странствия одного немножко эксцентричного гроссмейстера галактических наук Этто Шика и его верного спутника Аза Напа

Фантазия

На звезду больше

Звезды — самые послушные дети в мире. Бесконечное пространство сумрачно и величаво требует от них тишины, и звезды подчиняются. Они хоть и перемигиваются друг с другом, но молча. Они бегают по небу кругами и все же, если взглянуть на них неожиданно, чтобы застать врасплох, они с виду стоят, как вкопанные, там, где им велели. Звезды — самые послушные дети в мире.

— Черт бы меня побрал, — вскричал Аз Нап, — как ни хитри, одна остается лишней!

— Не ругайся, — сделал ему замечание Этто Шик.

— Но все равно одна лишняя остается, — настаивал Аз, — мы, должно быть, где-то ошиблись.

— Возможно, — рассудил Этто, потому что считал возможным в принципе вообще все, включая даже собственные ошибки, — но возможно и то, что мы нигде не ошиблись, и звезда должна оставаться лишней.

— Это почему? — спросил Аз.

— По эстетическим причинам, — пояснил Этто.

Аз Нап почесал за ухом. Он был человеком практическим, и когда доходило до эстетики, у него начинались затруднения, а когда он затруднялся, то чесал за ухом. У Аза Напа, как у ассистента гроссмейстера, то есть Великого магистра Этто Шика, причины почесать за ухом появлялись часто.

Этто и Аз родились на Земле, и, будь на то воля Аза, старой доброй Земли ни за что бы не оставили. Но Этто Шик замахивался на большее; его захватила идея замены естественного порядка вещей на порядок эстетический. И, поскольку на Земле ему в этом отказали, он решил покинуть родную планету и попробовать в других мирах. Хотя Нап предпочел бы остаться на Земле, ему никогда бы и в голову не пришло расстаться со своим шефом и отпустить его одного. Да и Этто тоже нисколько не сомневался в том, что его помощник последует за ним, хотя они представляли совершенно нескладную пару. Мало того, что Этто был длинным, худым и черноволосым, а Аз, напротив, низеньким, полненьким и светло-русым; прежде всего, они отличались по своему нраву. Найдется ли разница большая, чем разница между складами души практическим и эстетическим? Но, пусть из них и выходила такая несхожая компания, они дружно отправились в другой мир, чтобы заняться тем, в чем им отказали в их собственном.

Как только Этто Шик утвердился в решении покинуть Землю, он, не произнеся ни слова, схватил свою магистерскую тросточку, энергично ей взмахнул и сел в стоящую наготове ракету. Аз Нап поспешно сунул свой счетный автомат в рюкзак, забросил его за спину и присоединился к шефу.

Первую попытку превратить порядок из естественного в эстетический Этто решил из предосторожности устроить в необитаемой местности. Добравшись до показавшегося подходящим места, Этто выбрал небесный квадрат, который наполняли всевозможные виды звезд, то есть солнца, планеты и луны, припарковал ракету в правом нижнем углу квадрата и немедленно начал вычерчивать созвездие, которое соответствовало бы всем эстетическим правилам. Едва закончив набросок, смахивавший на узор для коврика, он передал его Азу Напу, который преобразовал эскиз в данные и ввел в автомат. Тем временем Этто вылез наружу из ракеты через люк в крыше, и там нетерпеливо расхаживал туда-сюда на длинных ногах и помахивал своей магистерской тросточкой. Об этой тросточке следует, однако, сделать особое пояснение, а именно: в ее набалдашнике находился некий катализатор, с чьей помощью владельцу тросточки оказывались послушны все силы природы. Однако сначала на цифровой шкале, находящейся на тросточке, следовало набрать определенную конфигурацию; а код к ней вычислялся счетным автоматом Напа.

Автомат, как только Аз ввел в него все данные для расчета, задрожал и задребезжал — ему никогда еще в своей автоматической жизни не доводилось решать таких задач о перекройке небес. Наконец он выбросил распечатку с кодом. Аз Нап поднялся по лестнице, высунул голову из люка и передал код Этто. Великий Магистр взглянул на него, и тут же набрал цифры на цифровой клавиатуре тросточки. Затем он нажал пусковую кнопку на набалдашнике, катализатор издал приятное гудение, и Этто Шик воздел тросточку, словно жезл капельмейстера. Аз Нап, который все еще торчал с высунутой из люка головой, пришел в восторг от диковинной картины — как его шеф дирижирует звездами. Подняв тощие руки к небу, Этто занимался переделкой мира. Как будто от прикосновения волшебной палочки солнца, планеты и луны покидали свои исконные природные места и подчинялись новому порядку, соответствующему эстетическим принципам. Но одному из небесных светил, довольно упитанной планете, не нашлось места в новом порядке и она, как бы стыдясь, что оказалась такая лишняя, бочком выскользнула из небесного квадрата и замерла возле ракеты.

Лишь только Аз обнаружил такое неожиданное обстоятельство, он втянул голову из люка внутрь и стал допрашивать автомат, но тот не знал, что на это сказать. Только сам шеф мог помочь; он и помог, объявив лишнее светило не поддающимся эстетизации остатком.

— Оно, — сказал Этто Шик, — своего рода естественный излишек. Природа в своей слепой творческой силе творит больше, чем вписывается в эстетику.

— И куда теперь мы с этой штукой? — спросил Аз. — Мы же не можем просто оставить ее тут.

— Мы возьмем ее с собой, — объявил Этто, — возможно, она нам пригодится в следующем небесном квадрате.

— А если там, — воскликнул Аз, — тоже вместо нехватающей звезды, не дай бог, обнаружится лишняя, то у нас на шее окажутся две! И, может статься, еще одна в следующем квадрате. Куда нас это заведет?

— Не нужно сразу предполагать худшего, — сказал Этто. — Расчеты теории вероятностей говорят, что в целом все само собой уравновешивается.

— В целом, может быть, и да, — проворчал Аз, — но мы не можем до тех пор таскать с собой все лишние звезды.

Этто тем временем прислонился к антенне, скрестил руки на груди и просветленным взором уставился на созданное им созвездие. Чтобы ему не мешать, Аз примолк, вынул из кладовочки шезлонг, поставил его на другом краю крыши ракеты и комфортно в нем устроился; так оба провели какое-то время — каждый в собственное удовольствие, Наконец взгляд Этто упал на планету, которая все еще терлась подле ракеты, как будто получивший нагоняй ребенок.

— Но ее действительно нельзя так