- Спасибо вам, - севшим от волнения голосом проговорит Петр.
- Тебе спасибо. Без тебя я бы еще сто лет сидел. Ты приходи еще.
- Обязательно!
Николай Петрович пожал юноше руку и повернул машину назад, в сторону родных гаражей. А Петр зашагал домой. Он шел по медленно просыпающемуся городу, такому знакомому и привычному, но перед глазами стояла совсем другая Москва. "Я обязательно приду еще".
Николай Петрович открыл гараж и ласково погладил капот синей "Победы". Заходящее солнце красиво сверкнуло в фарах - как будто машина приветственно подмигнула хозяину. Они были неразлучны уже много лет, и "Победа" ни разу не подвела. Вот только правое переднее колесо опять спускает, надо бы подкачать. Привычно возясь с насосом, Николай Петрович любовался прозрачным весенним вечером. Здесь, в старых гаражах, заросших кашкой и чертополохом, всегда было тихо и безлюдно. Где-то совсем рядом шумел Кутузовский проспект, за рекой высились зеркальные небоскребы Москва-Сити, а здесь время словно остановилось. Николай Петрович вдруг вспомнил, что сегодня Первое Мая. Странно, что его так и не поздравил завод, на котором он работал с самой войны, Николая Петровича там любили и уважали, и его фотография часто висела на доске почета... А впрочем, ничего странного - этого завода уже давно не было на свете. Как и самого Николая Петровича.
Николай Петрович умер больше сорока лет назад. Умер тихо, как и жил - просто однажды утром прихватило сердце, он прилег на диван и больше уже не встал. А потом, к собственному удивлению, обнаружил, что не растворился в небытии, а продолжает существовать, хотя и вне тела. Ни в рай, ни в ад Николай Петрович при жизни не верил и не видел смысла начинать верить после смерти. А потому остался в этом мире и поселился в старых гаражах, вместе со своей верной "Победой" - ведь о ней больше некому было заботиться. Жена всегда только подшучивала над его страстью возиться с машиной, дети давно разъехались, а внук Сережка еще учился в школе. И теперь Николай Петрович каждый вечер приходил в свой гараж, протирал машину тряпочкой и разговаривал с ней. Больше все равно было не с кем. Когда-то у него был приятель, Семеныч - такой же призрачный автолюбитель, не нашедший лучшего пристанища. Они провели немало вечеров, рассказывая друг другу о своей жизни, но Семеныч в какой-то момент вдруг стал верующим и однажды просто исчез. Атеист Николай Петрович остался один, если не считать синей "Победы". Впрочем, такое общество его вполне устраивало.
Подкачав колесо, Николай Петрович сел на камень перед гаражом и достал припрятанную еще при жизни бутылку водки и стакан. Привычно чокнулся с блестящей решеткой радиатора и выпил - тоже скорее по привычке, потому что захмелеть он теперь явно не мог. Впрочем, Николай Петрович и раньше пил немного. Он отставил стакан и стал смотреть на город. Небоскребы и эстакада Третьего кольца казались декорациями к какому-нибудь фильму про будущее, и обтекаемые силуэты машин скользили, как инопланетные летательные аппараты. Конечно, Николай Петрович знал, что за последние годы многое изменилось - он слышал обрывки радиопередач из машин и читал газеты, занесенные ветром в гаражи. Он знал, что в стране не один раз сменилась власть, да и сама страна уже называлась иначе, что его родной завод закрылся вместе с многими другими, что внук Сережка давно вырос и стал успешным бизнесменом - Николай Петрович однажды услышал его имя в новостях. Может быть, именно он сейчас проехал в сверкающем "Лексусе" по набережной... Но все это казалось каким-то нереальным. Для Николая Петровича время остановилось в тот летний день, и Сережка навсегда остался школьником с вечно непослушными вихрами и расстегнутой пряжкой на ранце, завод все так же исправно сверлил, штамповал и вытачивал, а Советский Союз продолжал существовать. Николай Петрович развернул старую газетную вырезку с заметкой, где его назвали передовиком производства и поместили его фотографию за станком, и улыбнулся своим воспоминаниям.
Между гаражами послышались шаги. Странно, обычно здесь никто не ходил - место совсем глухое. Николай Петрович увидел худощавого юношу лет двадцати с волосами до плеч, что-то напевавшего на ходу. "Интересно, он меня видит?".
- Ой, - юноша остановился и поморгал, не веря своим глазам. Перед открытым гаражом, в котором стояла синяя "Победа", сидел пожилой человек в клетчатой рубашке и серых брюках. Вроде бы обычная картина, мало ли пенсионеров, уже не садясь за руль, все равно навещают свои машины в гаражах? Только вот силуэт пенсионера был полупрозрачным.
- Что, в привидений не веришь? Я вот раньше тоже не верил.
- Ой, - повторил юноша. - Нет, я даже, пожалуй, верю, но чтобы так...
- Да ты не бойся, подходи. Я ж давным-давно ни одной живой души не видел. Да и неживой тоже. Соскучился. Тебя как звать-то?
- Петр.
- Как мой младший, значит. А я Николай Петрович. Можно дядя Коля. Ну что - будем знакомы?
Петр с опаской пожал протянутую руку. Он ожидал, что его пальцы пройдут насквозь или будет еще что-нибудь в том же роде, но ничего подобного не случилось. Обычная рука пожилого человека, жесткая и теплая, с узловатыми крепкими пальцами. Если бы еще сквозь него не был виден радиатор "Победы"...
- А ты-то как сюда забрел? - поинтересовался Николай Петрович. - Здесь же никто не ходит...
- Да с репетиции возвращаюсь, решил другой дорогой пойти. Я музыкант.
- Музыкант? Уважаю. На чем играешь?
- Я не играю, я пою, - Петр чуть прикрыл глаза, откинул голову назад: - Now I'm leaving my worries behind, feeling free of my body and mind, I am starting my journey, I'm drifting away, with the wind I go...
Не знающий английского Николай Петрович ничего не понял, но высокий звонкий голос юноши ему понравился. Он одобрительно улыбнулся. И от этой улыбки Петру вдруг стало очень спокойно. Как будто он просто зашел похвастаться своими успехами родному деду, хотя на самом деле своего деда Петр никогда не видел. И вообще все происходящее начало казаться совершенно естественным, и даже силуэт Николая Петровича как будто стал более материальным.
-