полупрозрачный желтенький камень размером со спичечный коробок.

Я осторожно взял в руки солнечный кубик. Он оказался легким. Внутри можно было рассмотреть его слоистую структуру. Светло-желтый, как яблочный сок, он издавал приветливый полусвет. А вообще камень как камень.

Я уже собирался положить его на стол, и тут в комнату влетел сам Петька.

— Ну что, разглядел? — нетерпеливо спросил он. — Теперь я стану подходить — смотри за сменой цвета! — И он начал медленно приближаться ко мне.

Я остолбенело уставился на него, машинально зажав кулак. И вдруг мне показалось, что минерал начал нагреваться. Я раскрыл ладонь и вскрикнул. У меня на руке переливалась малиновая стекляшка с пробегавшими в глубине голубыми искрами.

— Что? Ну-ка покажи! — схватил камешек Петька. — А-а-а, ну вот. Нагрелся. Мы с тобой сошлись, Михалыч!

Я ничего уже не соображал.

— Да что я тебе, врать, что ли, буду, Михалыч? Ты чего такой упрямый? Видишь же — мы с тобой родственные души!

— Что, говоришь, целая научная лаборатория работает? — подавленно спросил я, падая обратно на диван.

— Да, только для лаборатории это пока еще гипотеза, — сразу успокоился Петька. — А как все это провернуть на практике — додумался один Коля. Он хочет в секрете сделать такой прибор и потом преподнести всем сюрприз. Понял? Нет, это не из-за тщеславия, просто такой он человек — до сих пор в игрушки играть любит. А одному ему справиться, конечно, трудно — он попросил меня помочь, потому что я в этом деле немного разбираюсь. Не веришь — я тебе сейчас покажу копию дневника экспериментов.

Но мне было уже достаточно. Петька не врет. Было ощущение, будто меня окунули сначала в кипяток, а потом в прорубь. Я просто обалдел.

— Постой, Петруччо, а почему раньше-то не видели, что этот минерал краснеет? — спросил я, рассматривая чудесный камешек.

Петька объяснил, что камень начал краснеть только после того, как Коля догадался пропустить по нему мощный ток. Очевидно, расшатались частицы кристаллической решетки и при попадании в биологическое поле стали менять свое положение. У минералов тоже есть поля, похожие на человеческие.

Я задавал еще много вопросов, и Петька еще долго отвечал, пока наконец все не было выяснено. Напоследок Петька сказал, что «весы» будут готовы примерно через месяц-два.

Наступили теплые дни, весна хлынула тысячами ручьев. Наш город превратился в некое подобие Венеции. Подпольное производство «весов любви» было в самом разгаре. Петька по телефону информировал меня о ходе работ. Все было прекрасно. Настроение у меня тоже было отменное. Вера Смыслова, студентка из нашей группы, однажды сказала, что я стал «каким-то новым».

Петька с Колей предвкушали будущее впечатление от своего открытия. Им таки удавалось делать все в тайне от лаборатории, работая по вечерам, когда никого уже не было. Петька так увлекся, что получил четверку по какому-то коллоквиуму — случай беспрецедентный в его практике.

Ну если Петька дошел до такой жизни, то что говорить обо мне? Я мечтал на лекциях. Из безупречного отличника я стал превращаться в нормального студента, который, как известно, никогда не готовится к занятиям больше чем наполовину. Хорошо еще, что Вера иногда подсказывала мне на практических да снабжала своими конспектами. А так бы из-за этих «весов» совсем пропал.

Однажды после занятий я бежал на троллейбус, мне нужно было съездить к Петьке. Вдруг откуда ни возьмись передо мной выросла Вера.

— Миша, постой! Слушай, тут билет в кино продается — я купила на Ирку, а она не может сегодня. Ты не хочешь сходить? — улыбаясь, спросила она.

К остановке подошел троллейбус, я чертовски торопился.

— Нет, Вера, извини, мне сейчас некогда, — выдохнул я и вскочил в сложившиеся стальными складками двери, тут же забыв о своей одногруппнице. Я не предполагал, что в этот день снова встречу ее.

Тайна! Я всегда любил таинственное. А теперь секреты летали вокруг меня, как летучие мыши, по лицу пробегал ветерок от взмахов их серых крыльев. Я ехал в троллейбусе по солнечному городу, я знал тайну, которая, может, облетит весь мир. Это было до того приятно — аж мурашки бегали по коже. Я предчувствовал что-то огромное и радостное. Мне хотелось, чтобы время замерло и навсегда остались и эта весна, и ожидание счастья впереди. Я так ждал этого счастья, что даже становилось горько, как от передержанной сладости. Диалектика.

Петька сообщил мне приятное известие. Через три, самое большее четыре недели «весы любви» будут готовы. До новой жизни осталось меньше месяца! Мы пожали друг другу руки с чувством людей, стоящих на пороге новой эры.

Домой я опять возвращался по цветущим улицам с разноцветными домами. Недавно прошел дождик и слизал почти все сугробы, мокрый асфальт дышал теплой свежестью — первый привет где-то далеко надвигавшегося лета. И вот представьте: проходя мимо кинотеатра «Май», я наткнулся на знакомую фигуру, уныло помахивающую синим билетиком перед входящей в двери толпой. Вера тоже увидела меня, и мне показалось, что в лице у нее что-то дрогнуло, будто зажгли огонек.

— Вера, ты что, билет продаешь? — крикнул я, с сияющим видом подходя к ней.

— Да, вот стою, никому не нужно, — ответила она, улыбаясь немного печально, но огонек продолжал светиться.

— Давай его мне. Пойдем вместе, — я бесцеремонно взял у нее из пальцев синенькую бумажку — на радостях я был готов на что угодно.

Вера не стала изображать ни шутливого возмущения, ни ломаного отказа для острастки, а просто улыбнулась, и мы вошли в фойе кинотеатра. Только с ней одной из группы я чувствовал себя свободно (я имею в виду девчонок). Почему — не знаю. Она редко была хмурой, никогда не спорила по пустякам и не говорила холодным тоном.

— Что это ты сегодня такой веселый? — спросила она.

— А что, заметно?

— Заметно. Ты вообще в последние дни переменился.

— Да так. Весна. Хорошее настроение.

Мы сели на балконе, и я вдруг спросил:

— Слушай, а какой фильм-то будет?

Вера посмотрела на меня продолжительным взглядом, и мы оба рассмеялись.

— «Зорро», — ответила она.

— Ты разве его не видела?

— Видела.

Теперь я уставился на нее, и мы снова засмеялись так дружно, как будто были близкими людьми.

— Я тоже, — и наш смех брызнул в третий раз.

Погас свет, началось кино.

Время летело. Я стал серьезно задумываться о наших «весах», и уже не всегда с прежним восторгом. Слишком легко все с ними получалось. Во все века люди искали себе друга жизни сами. А тут тебе сразу предоставляет его машина — не с чем даже сравнить. Неинтересно как-то. Но только я просыпался от этих мыслей — тут же