Высик помолчал, потом продолжил:
- Второй вариант - более надежный. Исчезнуть и осесть под другим именем где-нибудь в другом месте. Можно совсем близко, даже в Москве. Старушки все одинаковы. Хоть тысячу всесоюзных розысков объявляй, а не сыщешь... Я бы на ее месте выбрал, конечно, второй вариант. Но, зная дерзость старухи, я процентов на восемьдесят был уверен, что она рискнет разыгрывать первый.
Он опять помолчал. Врач слушал его, не перебивая.
- И еще. Старуха обязательно постаралась бы нанести в ближайшее время ответный удар, хотя бы для того, чтобы последнее слово осталось за ней. Таким, как она, невыносимы поражения. Где, по каким людям, в каком месте этот удар будет нанесен? - прикидывал я. Это зависело от того, какое желание в старухе возьмет верх: жажда личной мести, пусть даже во вред делу, или стремление сработать на пользу делу, устранив помехи в виде противостоящих ей опасных врагов. В одном случае эти устремления могли совпасть: устранив Плюнькину, она и жажду мести удовлетворит, и на пользу дела сработает. Но ведь был еще один человек, который находится в перекрестье двойного прицела старухи. И человек этот - я, Высик.
Врач внимательно посмотрел на него, по опять не проронил ни слова.
- Я гадал, рискнет ли она покуситься на меня? - продолжал Высик. - Имеет ли смысл выманивать старуху на себя как на живца? И еще одно. Акулова, конечно, ляпнула наобум, что у ее врагов даже в органах райцентра могут быть глаза и уши. Ей надо было как-то оправдаться за недонесение о трех убийцах, живших у нее на постое. И все-таки... Если Акулова вдруг права? Тогда стало бы ясно, например, почему всякий раз следствие оканчивалось ничем... - Он глубоко вздохнул. - Буквально через два часа, когда погиб Берестов, когда я перелистал еще раз дело Уклюжного и сопоставил еще кой-какие факты, я уверился: Акулова, сама того не ведая, попала в точку. И имя предателя - Ажгибис. К тому моменту я и характер старухи представлял себе достаточно, чтобы понять: в своей «бухгалтерской книге» она, со своей страстью к порядку, обязательно отмстила Ажгибиса, и не один pаз. Мне и книгу эту не надо было видеть, чтобы достаточно четко знать, что я в ней найду.
Высик встал, подошел к изразцовой печке, открыл дверцу топки и заслонку, аккуратно сложил в гонку щепочки и березовые поленья, чиркнул спичкой. Дрова занялись сразу же. Языки пламени весело заплясали, в трубе загудело. Высик сидел перед топкой на корточках, не снимая шинели, протянув руки к огню, ладонями вперед, словно ему было зябко.
Врач молча наблюдал за ним все это время, и лишь потом, созерцая его спину, спросил:
- И все-таки, почему старуха так тряслась над Уклюжным?
- Я, разумеется, могу лишь предполагать. - Высик говорил, не поворачиваясь, - Но уверен, что я прав на все сто. Мать Уклюжного умерла через несколько дней после его рождения. Значит, ему нужна кормилица. В таких семьях не брали кормилицу неизвестно откуда - подбирали среди людей, которых знают, которым можно доверять. Очень часто, по рекомендации друзей или родственников, брали хорошую женщину из простых, у которой только что умер ребенок и которой некуда девать молоко. Ведь главное - знать, что кормилица здоровая, честная, порядочная, что она любит детей. И не менее часто такие кормилицы переносили на молочною сына свою нерастраченную любовь к родному сыну, порой любили молочного даже больше родного - своеобразная реакция на перенесенную душевную травму! И тряслись над ним, сдували с пего пылинки, обожали слепо и истерически. Сказывалось, наверное, и то, что мамки через «сына» поднимались вверх по социальной лестнице: пусть приемная, но мать барчука, понимаете? Нечто вроде тщеславия...
Высик, наконец выпрямился и начал расхаживать но комнате.
- Эпизод с кофепитием тоже очень показателен, - продолжал он. - Так заботливо сохранять остатки былой жизни, прятаться в них хоть на несколько минут от дня нынешнего мог только человек, причастившийся хорошей жизни верхних слоев общества, но которому это причастие досталось не по праву, а перепало из-за стечения обстоятельств. В том, как она тщательно соблюдала свой ритуал, есть перенапряг, беспомощное цепляние за утраченное. Мне доводилось встречать «бывших». Все эти аристократы, белая кость недобитая, отменно держат себя в любой ситуации, знают правила хорошего тона, и при этом есть в них надменное равнодушие к потерянному. Если им попадется бутылка хорошего вина - они с первой пробы назовут тебе год и урожай и будут смаковать его так, как мы не умеем. Но если этой бутылки вина у них нет, они не станут изо всех сил гоняться за ней. Примут стакан водки под селедочный хвостик и будут довольны. Хороший кофе оценят по достоинству, но не станут из кожи вон лезть, чтобы каждый день пить кофе, обойдутся чайком. Закалка в них другая, понимаешь? Им не надо доказывать ни себе, ни другим, что у них это было. Или что им это положено иметь. А старуха именно доказывала себе самой, и в этом есть ущербность сознания... Та же самая ущербность, которая подвела ее в эпизоде с несвежей простыней: деревенские установки оказались сильнее всего... Нет, подумал я, мамка, кормилица, но никак не из настоящих «бывших». «Бывшим» не было бы жаль ни кружевных пеньюарчиков, ни лишней работы по перестирыванию простыни ради того, чтобы скрыть свою причастность к преступлению...
Высик помолчал, продолжая расхаживать по комнате, потом заговорил снова:
- Можно себе представить, каким растет мальчик, окруженный таким непомерным попечением. Ничтожеством, маменькиным сынком. К тому же он рано теряет отца. Времена трудные. А Косовановой хочется, чтобы ее обожаемый сыночек не знал никаких тягот, чтобы она всегда могла одеть его в приличный костюмчик или сунуть ему не меньше червонца в кармашек, когда настанет для него время свидания с девушками. Так она связалась с дурными людьми. Наверное, сперва по мелочам с ними общалась. Скажем, приторговывала на толкучке рассыпными папиросами или пирожками, а в таких местах всегда ошивается мелкая шпана, с которой надо иметь отношения. У Косовановой хваткий ум, и разок-другой она подала дельный совет, как повести себя в той или иной ситуации. К ее советам начали прислушиваться, потом сами шли советоваться. Косованова стала авторитетом, и настал момент, когда она начинала получать вознаграждение за свои советы. Ей пришло в голову, что это намного прибыльней и спокойней, чем каждый