- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (147) »
задолго до их встречи с Джейсоном на Охо-Пуэртос-Ки.
Да, черт побери, слишком их много, этих «если»!
Рэнди сложил карту и выключил в рубке свет. Затем спустился вниз и забрался на свою койку. В двух шагах от него тихо дышала во сне Аннабел, а за бортом свистел бешеный ветер.
Похоже, шторм начинается, подумал Рэнди.
Алекс прибудет на катер в половине шестого. На рассвете они должны выйти в море. Рэнди тяжело вздохнул, перевернулся на бок и закрыл глаза в надежде хоть немного поспать.
* * *
Аннабел слышала, как Рэнди спустился вниз, и страстно ждала момента, чтобы поговорить с ним, высказать ему свои сомнения насчет того, что они делают и собираются сделать, но затем передумала. Ей вдруг пришло в голову, что это будет несправедливо по отношению к мужу: не стоило ей обнаруживать свой страх, это могло бы подорвать его авторитет. Она повернулась лицом к переборке. Койка была узкой и скрипучей, ребенок беспокойно толкался внутри ее чрева, и она тоскливо прислушивалась к вою ветра и гадала, где сейчас может находиться грузовик с Джейсоном. Ей нужно было остановить его. Она должна была подыскать неопровержимые доводы, чтобы привести их ему на пристани десять минут назад. Да нет, это следовало сделать раньше, еще тогда, летом 1961 года в Нью-Йорке, когда он впервые поделился с ней своим планом, который уже сложился у него в голове в основных чертах. Он сказал, что последние три месяца так и эдак обмозговывал его, пытаясь найти способ выполнить задуманное, так как другие до него постоянно терпели неудачи, и затем он понял, что единственная надежда на успех операции кроется в полном провале. В то время они жили на Второй авеню, и все окна в квартире были раскрыты из-за удушающей жары, поэтому ему невольно пришлось понизить голос, обрисовывая ей свой план. — Мне кажется, у человека в жизни есть два пути, — сказал он тогда. — Он может сидеть сиднем и позволить другим решать свою судьбу; может позволить любому перешагивать через себя и ни о чем не беспокоиться, пока на него не упадут эти чертовы бомбы. Это один, возможный для него путь. Ты согласна со мной, Аннабел? — Пожалуй, да, Джейсон. Но ведь у нас есть правительство, у нас есть… — Да, конечно, у нас есть правительство! Но именно об этом я и говорю, дорогая! Именно правительство я и пытаюсь оберечь. В этом весь смысл! — Думаю, я тебя не понимаю, Джейсон. — Дорогая, вопрос заключается в том, чтобы понимать, чего хочет эта страна и как ей помочь этого достигнуть. — Но как ты можешь знать, чего хочет эта страна? — Если ты читаешь газеты, умеешь читать между строк, ты абсолютно точно поймешь, чего мы хотим. Но еще важнее, поймешь также, чего мы не желаем. — Ну, а я, Джейсон, желаю сделать лимонад, — сказала тогда Аннабел и собиралась встать, когда он положил руку ей на плечо: — Подожди минутку. Он посмотрел ей прямо в глаза, голос его понизился настолько, что она едва слышала произносимые им слова, пронизанные таким жаром и страстной силой, что, казалось, они повисали в воздухе, как шары, наполненные ядовитыми газами. — Скажи, ты любишь эту страну? — спросил он. — Да. — Аннабел, я люблю эту страну, по-настоящему люблю! Почему же мы здесь, в этом вшивом Нью-Йорке, если не из любви к этой стране, ты можешь мне сказать? Думаю, я люблю этот город с его грязью и его шумом и… Аннабел, и в то же время я ненавижу этот город, это действительно так, ты об этом знаешь. — Знаю, Джейсон, — тихо сказала она. — Но это город, где можно действовать, верно? Это город, где ты обязан находиться, если надеешься убедить кого-либо в правоте своих убеждений. — Он помолчал, все так же сильно сжимая ее плечо. — Мы можем продолжать свое дело — я не говорю, что это плохо, Аннабел. Думаю, кое-чего мы в результате уже достигли, думаю, наше дело небесполезно. Но у меня такое чувство, что это все равно что спокойно наблюдать, как мир проходит мимо, и разрешать другим людям принимать за нас решения, другим людям строить наши судьбы. Мы можем продолжать и дальше делать свое дело. Запомни, Аннабел, я не говорю, что это плохо. — Тогда о чем же ты говоришь, Джейсон? — Я говорю, что я предпочитаю сам строить свою собственную жизнь. — Каким образом? — Предпринимая действия. — Какие действия? — Более серьезные, чем распространение листовок, Аннабел. Более серьезные, чем наши митинги и пикеты. — Но что именно? — Я хочу связаться с остальными. — С какими остальными? — С Алексом, Гуди, Артуром и с другими. — Зачем? — Они мне помогут, — сказал Джейсон. — Помогут тебе в чем? — В осуществлении плана, над которым я работаю. Аннабел, мне кажется, я знаю, как достичь результата, к которому стремится эта страна, и знаю, как это сделать всего с горсткой людей, самое большее нам понадобится пятьдесят — шестьдесят человек. Что ты об этом думаешь? — Я не понимаю, о чем ты толкуешь, — сказала Аннабел, сбросила его руку со своего плеча, поднялась и направилась к холодильнику. Он молча сидел у окна, пока она искала лимоны в отделении для овощей, наблюдал, как она режет и выжимает их. Он хранил молчание, пока она взбалтывала лимонад в прозрачном стеклянном кувшине, усеянном внутри блестящими капельками жидкости. Кубики льда звенели, ударяясь о стенки кувшина, когда она помешивала лимонад круговыми движениями длинной ложки. — Сначала я свяжусь с Артуром, — сказал он, больше обращаясь к самому себе. Аннабел промолчала. Она наполнила лимонадом два стакана и принесла один мужу. — Он всегда был мне самым близким другом, — сказал Джейсон, принимая стакан. — Ближе всех ребят. И он был единственным, кто понимал, что происходит, понимал, что они расставили ловушку… — Мы снова будем говорить об этом? — Нет, больше не будем. — Хорошо. — Потому что я понимаю, что это тебя тревожит. — Да, конечно, это меня тревожит, — сказала она. — Я знаю. Но это чертовски плохо, потому что я намерен связаться с Артуром, тревожит это тебя или нет. И со всеми остальными тоже. Мне нужна помощь. Один я не смогу это осуществить. — Я не знаю, в чем тебе нужна помощь, — сказала она. — Ты мне еще не рассказал. — Это не то, что расклеивать листовки на улицах, — сказал он и усмехнулся. — Тогда что же это? Он встал и подошел к окну. Взглянув на жену с удивительно мальчишеским, почти озорным выражением, он закрыл рамы… Она должна была найти нужные слова тем летом 1961 года, когда впервые услышала о его плане. Но она выслушала его и потом сказала совсем не то, что следовало. Она выслушала его и сказала:- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (147) »