водил с собой двух-трех коров с телятами, но чаще они ходили парами, а то и поодиночке.

У светло-коричневого была корова породы криольо, прыткая, как олень. Несколько недель назад она пропала, и он не сразу нашел ее, вернее, то, что от нее осталось. Ее зарезал ягуар, а грифы потом подчистили остатки обеда большой кошки.

И зажил бык один среди болот. Он становился все беспокойнее, все злее. Голос крови звал его. В конце концов он не устоял.

Подойдя к краю болота, чимаррон уловил густой запах и направился к стаду. Но не в открытую, а осторожно, крадучись, как его приучила жизнь.

Вот они, его родичи, совсем близко.

Чимаррон останавливается за последним рядом высоких, в рост человека, камышей. Вытягивает голову, нюхает. И ступает на кочковатый общипанный луг. Свирепый, со сверкающими глазами, весь в пятнах от болотной воды и ила, длинные острые рога блестят в лучах утреннего солнца.

Зебу медленно пошел ему навстречу, пытливо, чуть удивленно рассматривая пришельца. Чужак на его лугу — это само по себе не страшно. Важно другое: кто он, этот чужак. Надо проверить. А потом, может быть, и принять в стадо, если он не станет оспаривать его главенство.

Чимаррон словно окаменел, только хвост извивается, как у разъяренного льва. Голова светло-коричневого быка медленно наклоняется, рога изготовлены к бою.

Дымчатый великан делает еще несколько шагов, разбрызгивая грязную жижу. Широкие копыта глубоко уходят в вязкую глину, она жадно всасывает их и нехотя выпускает. Вот он поднял голову и замычал.

Ответ следует незамедлительно: раздается исступленный рев, яростный вызов. Секунду-другую дикий бык смотрит горящими глазами на вожака, потом поддевает рогами кочку и выворачивает ее из земли. Несколько влажных травинок прилипло к рогу. Передние ноги топчутся на месте. На фыркающей морде вздуваются пузырьки пены.

Зебу стоит неподвижно, как бы недоумевая. Неужели кто-то смеет восстать, оспорить его власть? Это что-то новое, необычное, трудно постижимое для его неповоротливого мозга.

Мало-помалу недоумение уступает место глухой ярости. Он никогда еще не бился — не было нужды. Но… если этот чужак думает, что может все себе позволить, придется его проучить.

Угрожающе мыча, зебу сделал шаг, другой, третий, все быстрее и быстрее, наклонил голову и ринулся вперед, будто живой таран, три четверти тонны могучей силы.

Дикий бык встретил его на полпути. Лбы ударились так, что оба осели. Дымчатый был намного тяжелее, светло-коричневый — расторопнее. Зебу привык сражаться бесхитростно: кто кого столкнет, кто сильнее надавит. Но у чимаррона были свои приемы.

Внезапно он отскочил в сторону, мотнул шеей и головой, и… острый рог вонзился в грудь противника, возле самой ключицы.

Зебу вскинул голову и фыркнул от удивления и боли. Потом тяжело повернулся, опустил низко морду и сделал выпад своими короткими, загнутыми назад рогами.

Но чимаррон уже на шаг отступил, и, когда голова зебу взмыла вверх, не задев по цели, он бросился вперед. Снова острие рога пропороло дымчатую шкуру. Из раны хлынула кровь — алая, пенистая.

Домашний бык, мотая рогами, шел вперед, искал лоб противника, чтобы сломить, побороть врага. Он вошел в раж: теперь все, теперь драться, пока кто-то из них не падет. Жаркое дыхание вырывалось из глотки дымчатого, и в горячке он даже не почувствовал нового удара в лопатку.

А коровы паслись как ни в чем не бывало. Когда прозвучал вызов, они лишь на миг оторвались от травы, но вообще-то схватка быков их мало волновала. Один из двух победит и будет вожаком. Он сильнее, значит, так и должно быть.

Только молодняк не сводил с бойцов больших удивленных глаз. Один из выпадов зебу чуть не положил конец схватке. На голове чимаррона сбоку зияла рваная рана. Но и у самого вожака в пяти-шести местах струилась кровь. До сих пор ему не удалось схватиться с противником по-настоящему: лоб в лоб. Всякий раз дикий бык успевал отклониться в сторону, всякий раз вожака встречал острый рог, а не голова, которую можно было бы пригнуть, вдавить в землю и затоптать ногами.

Из дымчатого зебу стал пятнистым, кровь перемешалась с илом и глиной. Но ярость и ожесточение не ослабевали. Опустив голову, выгнув спину, он пошел вперед, словно танк. Сейчас столкнутся… Рывок!

И опять в последний миг дикий бык уклонился от удара и сбоку вонзил рог прямо в незащищенную шею зебу.

Оба словно окаменели, превратились в изваяния. Сердце, могучие мышцы — все напряжено до предела. Бойцы напирали, давили, гнули… Казалось, еще немного — и тяжелый зебу сомнет, опрокинет врага. И тут что-то парализовало вожака, отняло у него всю силу.

Задние ноги еще упирались в землю, но большая светлая голова задралась кверху, пасть открылась, и раздалось мычание, которое перешло в хрип. Лоб чимаррона медленно опускался вдоль шеи зебу. Вот уперся в грудь и давит, давит… Чавкнула глина, выпуская передние копыта зебу. Они бессильно повисли в воздухе, а из пропоротой глотки толчками била кровь.

Еще одно неимоверное усилие — и чимаррон опрокинул противника навзничь в жидкую грязь. Потом отошел на несколько шагов назад, не спуская глаз с врага, и снова опустил окровавленные рога. Выжидал.

С минуту зебу лежал неподвижно. Наконец поднял морду к небу, и из вздымающейся грудной клетки вырвался странный, сдавленный звук. Наверно, так разрывается сердце.

Голова быка медленно упала на бок, в болотную воду.

Высоко в небе королевский гриф подобрал свои могучие крылья и пошел сужающимися кругами вниз к краю болота.

Красноголовый гриф-индейка издали заметил маневр королевского грифа и взял курс на макушку дерева, стоящего в полусотне метров от места схватки. Когда насытится королевский, наступит час красноголовых, а за ними черных грифов. Вон они, красноголовые и черноголовые, уже слетаются со всех сторон. А на болоте ждут своей очереди каракары. Они парии, последние в табели рангов истребителей падали. Их пир начнется лишь после того, как грифы возьмут свое.

Лежа на толстом суку покосившегося дерева клаво, ягуар холодными кошачьими глазами следил за умирающим быком. Вот уйдет чимаррон, тогда он разгонит шайку грифов и устроит пир.

Наконец голова зебу совсем скрылась под водой, и дикий бык повернулся спиной к поверженному врагу. Громко сопя, он подошел к пасущимся коровам и обнюхал каждую. Ни одна из них не могла принять его сейчас, ио было ясно, что они безропотно и равнодушно признают нового вожака, как признают день, солнечный свет, пастбище.

Молодой бык вытянул голову, с интересом глядя на чимаррона, но, когда тот пошел на него, отступил. Он не хотел биться, он боялся этого коричневого,