который одолел их вожака. И молодой бык ушел на самый край луга.

Утвердив свою власть, чимаррон направился к бочагу у опушки и по самую холку вошел в теплую мутную воду, чтобы смыть с себя острый запах крови.

Потом, уже чистый, вернулся на луг и принялся щипать траву. Иногда поднимал голову, прислушиваясь, принюхиваясь. Ведь он теперь вожак — сторож и защитник.

Солнце начало припекать. Два аиста опустились на дерево на островке посреди болота, где хорошо прижились сейбы. С рисовых плантаций у деревни вернулись стаи древесных уток.

Грифам-индейкам было тесно на туше быка, которая бурым утесом торчала над илистой лужей. Королевские грифы, самые крупные, самые сильные, уже насытились и дремали на деревьях. После индюшачьих явятся черные грифы, потом каракары, коршуны.

Дикий бык недовольно взглянул на спорящих грифов. Лучше уйти отсюда, увести стадо в свое дикое царство, туда, на большое болото. Что-то говорило ему: здесь не надо оставаться. Он чуял опасность, приближение беды.

А жирные, гладкие, ленивые коровы ничуть не беспокоились. Пощипывая траву, они отошли шагов на двести, чтобы не чувствовать запаха крови павшего быка. Их никуда не влекло: ведь здесь есть и вода, и вдоволь густой, сочной травы.

Но чимаррон был настойчив. Сперва он попытался заманить коров, чтобы они шли за ним; когда же это не помогло, потерял терпение и стал подгонять их. И коровы подчинились: ведь он вожак. Но шли не торопясь, без всякой охоты, то и дело останавливаясь пощипать травы.

Он опять подгонял их, и они вяло, безразлично делали ровно столько шагов, сколько требовал вожак.

К одиннадцати часам стало совсем жарко и все замерло. К этому времени стадо успело пройти в глубь болота километра полтора.

* * *

Трое ехали верхом по узкой тропе через мангровые заросли, и, спугнутые стуком копыт, полчища крабов боком-боком улепетывали в свои норки.

Трое в изношенных рубашках и защитного цвета брюках, шея обвязана большим пестрым платком, на черных волосах широкополая шляпа из пальмового луба. Поджарые, привычные к седлу, истинные вакеро. Кони маленькие, сильные, быстрые; седла потертые, с высокими луками, на которых висели сыромятные ремни. У бригадира Франсиско Велеса сзади к седлу были привязаны клейма.

— В общем-то работа вакеро ничего, если бы не надо было загонять и клеймить скот, — сказал Хосе Мартинес и плюнул, метя в краба. — От зари до зари болтаешься в седле, даже и не поешь как надо. Да еще дерись из-за телят со злыми коровами.

Мариано Карденас сдвинул шляпу на затылок и вытер рукавом потный лоб. Горец из Фредонии в Центральных Андах, он хуже переносил жару, чем эти флегматичные жители приморья. Говорил быстрее их, но внятнее, не глотал последние звуки в длинных словах.

— И ты еще жалуешься, Пепесито, — презрительно протянул он. — Да здесь скотинке и спрятаться негде. И эти зебу такие уж жирные и ленивые, с ними никаких хлопот. Вот был бы ты с нами в Чимитарре, когда мы перегоняли быков из гасиенд за Каукоп в Медельин на большую корриду! Там в седле не задремлешь, живо напорешься брюхом на рог.

— Будешь спать в седле, долго у дона Виктора не прослужишь, — вмешался Франсиско. — И что может знать о скоте качако вроде тебя^[1]. У вас же там одни криольо, мелочь, они такие ручные, что хоть в переметную суму клади.

— Верно, жиру в них меньше, чем в зебу, — неохотно признался Мариано. — Но зато они куда прытче будут. Не надо лома, чтобы их с места сдвинуть. А быки — настоящие бойцы. Посмотрели бы вы, костеньос, нашу коррида де торос в Медельине или Фредонии. Там такие быки есть: трижды подкинут нерасторопного бандерильеро. Не уймутся, пока им шпагу в загривок не воткнут. Здесь я еще ни одной бодливой скотинки не видел, а когда в Толу или Синселехо изображают корриду, то не шпагами, а палками бьются. Палками!

Горец буквально выплюнул это слово, смачно, как грубейшую брань.

Франсиско не сумел дать отпор, но старик Хосе обнажил в улыбке беззубые десны.

— Погоди болтать, парень, покуда не встретил чимар-рона, — сказал он. — Тут уж не шпага — винтовка нужна, самая наиновейшая, с оболочечной пулей. Старый чимаррон опаснее злого ягуара.

— Когда увижу, тогда поверю, — ответил Мариано. Потом повернулся к Франсиско и спросил: — Что, начальник, скоро доберемся?

Бригадир указал на просвет в манграх впереди.

— Вон там будет бугор с хорошей травой. Большое болото — за ним.

На бугре они придержали лошадей и осмотрелись кругом. Первым заметил грифов Хосе.

— Не иначе ягуар телку зарезал, — сказал он.

Франсиско молча кивнул. Потом показал на широкую полосу следов, которая через луг уходила в болотный лес.

— Что это на них нашло? С чего они туда подались? Ну-ка, вы скачите за ними, гоните их с болота, а я погляжу, чем там угощается эта дрянь.

Бок о бок Хосе и Мариано по следам стада выехали на болото. Через несколько сот метров они остановились, чтобы разобраться в следах: здесь коровы разошлись в разные стороны. Вдруг сзади послышался крик. Франсиско спешил к ним.

— Там большой бык лежит, привозной, — сказал он хриплым от ярости голосом. — Чимаррон забодал его и увел коров. Если мы их не повернем, дон Виктор выгонит нас без разговоров. Он за этого быка две тысячи долларов отдал. Долларов! Это будет семнадцать тысяч песо, я сам слышал.

Его товарищи ахнули. Что и говорить, сумма: пятнадцать годовых жалований любого из них. Они молча кивнули и пришпорили лошадей.

* * *

Коровы и молодняк отдыхали в тени низких корявых деревьев, а бурый бык, стоя по колено в воде, смотрел туда, откуда они пришли, и широкими ноздрями втягивал воздух. Тревога не покидала его, и ему было не до отдыха.

Вот несколько цапель с криком поднялись над краем болота и, плавно взмахивая крыльями, полетели прочь. А паламедея, сидящая на макушке дерева, вытянула длинную шею и криком предупредила об опасности своего супруга, который примостился на другом дереве метрах в двухстах от нее. Звонко и тревожно прозвучало: «чавари, чавари!».

В следующий миг чимаррон различил вдали три фигурки. Они пропадали то за деревьями, то за высокой травой или зарослями латы — колючих карликовых пальм, но всякий раз появлялись опять, все ближе и ближе.

Теперь уже видно: всадники. И диким быком овладел страх, страх пропитал все клеточки его тела.

В своем обширном болотном царстве он не знал врагов, которых надо было бы остерегаться. Конечно, здесь бродят ягуары, а в больших озерах есть крокодилы, но старому испытанному бойцу они не страшны, их боится разве что молодняк. К быку они не сунутся.

Соперники есть все-таки; другие дикие быки. Но их он тоже