Отрадный улов, но ведь это не Нуси.

Пятый крючок исчез вместе с поводком. Не иначе крокодил или кайман позарился на рыбешку и утащил жерлицу. По тому, как пострадала ветка, можно было судить о силе рывка.

Осталось посмотреть шестой крючок, последний. Но и его не было, только проволока болталась. Она была погнута в нескольких местах и так иссечена, будто ее рубили тупым мачете. У самого крючка проволока переломилась.

— Нуси, — зашептали индейцы.

И покачали головами, глядя на меня из-под своих чубов.

Мы заменили пропавшие жерлицы, потом я из чистого упрямства поставил на плесах еще две. И пошел на ручей ловить мелюзгу для коллекции.

На следующий день было почти то же, что накануне. Попалась очень крупная рубио, больше моей руки. И опять сильно пострадала одна жерлица, та, которую я поставил в глубокой заводи километрах в двух ниже по течению: ветка притянута к самой воде, поводок дважды обмотан вокруг топляка, толстый крючок сломан.

Под руководством До-чама молодежь смастерила из бальсы добрый плот. Поперечины закрепили крюками из сурибио, которые легко входили в мягкую бальсу. Для большей прочности бревна и перекладины связали расщепленными лианами анкла. Получилось сооружение в три раза шире и раз в шесть крепче обычного рыбацкого плота.

Общими силами мы спустили его на воду на том самом плесе, где кто-то сломал мой крючок.

Никто из молодых не захотел составить нам компанию, но их отец вызвался рулить. Недаром он немного шаманил на досуге, и недаром его звали До-чама, что означает Речная Выдра.

Когда спустились сумерки, мы заняли свои места: До-чама — на конце плота, держа длинный шест, на носу устроился с гарпуном Веласкес, я сел посередине, положив на колени штуцер. У каждого из нас был охотничий фонарик на пять батареек.

Плот беззвучно скользил по расшитой звездами черной глади между темными угрюмыми стенами.

В лесу стрекотали сверчки и цикады. Хрупкий, трепетный звук, который голосом не воспроизвести. Издали, со склонов гряды, донесся резкий, яростный крик пумы.

И опять тишина.

Время от времени вспыхивали фонарики, выхватывая из тьмы, словно кадры, — коренастая с покатыми плечами фигура препаратора… жилистый полуголый индеец… белые бальсовые бревна… зеленая прозрачная вода с серыми тенями рыб…

И опять темно, и на секунду ты будто ослеп.

Неожиданно индеец уперся в дно шестом, остановил плот и посветил. У самого берега, там, где в реку лениво вливался небольшой приток, зловеще мерцали два карбункула.

Очковый кайман. У крокодила глаза отсвечивают другим оттенком, погуще, как кончик сигары в темной комнате.

До-чама бесшумно развернул плот носом к притоку и выключил фонарик, а препаратор зажег свой и направил луч прямо в глаза кайману. Тихо поднялась рука с гарпуном. Еще немного — и можно будет бросать.

Всплеск, мощный удар по плоту! Веласкес хотел уколоть каймана гарпуном, но второпях промахнулся самую малость и откинулся назад, чтобы не упасть в реку. Плот качнулся и стал опрокидываться. В луче своего фонаря я увидел на бревнах широкую бугристую голову, разинутую светлую пасть. Прямо в нее брызнул сноп огня из штуцера.

Рептилия будто съежилась. Пасть захлопнулась, и уродливая голова поползла обратно в воду. В этот миг Веласкес вонзил гарпун в шею каймана.

Минутой позже мы уже были на берегу и тащили убитого зверя из воды. Это была самка, довольно крупная для этого вида: больше двух метров.

Странно, как она отважилась первой напасть на плот? Может быть, в устье притока у нее остались детеныши? Я прошел несколько шагов и посветил в окаймленную травой черную заводь.

Вот и ответ: у самого берега блестело много крохотных двоеточий.

Мы обыскали весь плес, потом следующий за ним, но не нашли ничего похожего на Нуси.

На жерлицы взял только один сом, поменьше того, что попался первый раз.

Рано утром я тихонько подошел к заводи на притоке, где видел кайманят. Положив на землю накидку, я стал наблюдать за ними из-за широких листьев муррапо. Герпетолог просил добыть не только взрослых ящеров, но и детенышей.

Вон на той стороне заводи в траве сразу трое. Один вскарабкался на плавающий обломок. Кайманята чуть побольше двадцати сантиметров, — значит, вылупились недавно. Время от времени раздавались квакающие звуки: «Эк! эк!»

Я нагнулся за сетью. А когда выпрямился, увидел рядом с собой До-чама. Ему примерно столько же лет, сколько мне, то есть за пятьдесят, а ходит он в чаще бесшумно, словно тень.

Долго мы стояли неподвижно, наблюдая за кайманя-тами. Один из них поплыл через заводь. Вода была совсем прозрачная, и мы хорошо впдели лягушачьи движения его задних ног. На дне под ним лежала груда прелых листьев.

Вдруг листья всколыхнулись, да так неожиданно, что я едва успел приметить что-то светлое, напоминающее огромную, с кулак, голову черепахи с клювом, как у королевского грифа. В следующий миг голова исчезла вместе с кайманенком и листья медленно легли на дно, скрыв все следы преступления.

До-чама и я переглянулись. Губы индейца беззвучно вымолвили: «Нуси», и он нырнул в заросли.

Через полчаса До-чама вернулся с Веласкесом и четырьмя парнями. Они принесли большую сеть, веревку и множество других приспособлений.

Глубина заводи была всего полметра, и мы точно знали, где спряталась Нуси. Десять минут спустя добыча лежала на берегу, опутанная сетью.

Но это было только начало! Не так-то просто совладеть с двадцатикилограммовой бокошейной черепахой, которая способна отхватить вам пальцы своим мощным роговым клювом. Тем более если вы стараетесь обращаться с нею бережно, чтобы добыть экземпляр живым и без единого изъяна.

Скрутить Нуси веревкой по удалось, черепаха одним укусом перегрызла ее. Наконец мы обмотали шею чудовища цепью и привязали ее к дереву. Затем индейцы сделали клетку из толстых палок. Мы посадили туда Нуси, просунули сквозь клетку две жерди и отнесли в стойбище. Здесь клетку поставили между сваями под хижиной.

Мы принялись мастерить ящик покрепче, а Нуси в это время превращала в щепки свою тюрьму.

Пришли домой свиньи; они тоже квартировали под хижиной. Здоровенный хряк принялся рыть землю возле самой клетки.

Мы были настолько поглощены работой, что ничего не заметили. Вдруг раздался дикий визг, и хряк пулей метнулся в заросли.

Оказалось, Нуси прогрызла в торце клетки большую дыру. Выждав удобную минуту, она молниеносно высунула голову и цапнула хряка за морду, отхватив довольно большой треугольный кусок мяса. Но свинина пришлась явно не по вкусу бокошейной черепахе, и она выплюнула трофей. Кусто хотел достать его палкой, однако Нуси шутя