клонится к земле румяным росистым челом и мечтает, чтобы его сорвали и прикололи на теплую девичью грудь. Девушки вышивают золотыми и серебряными нитками свадебные дары, поют медовые песни и ждут на посиделки угленского змея.

Угленский змей обернулся посмотреть на месяц, что потихоньку опускался за Белый камень, и полетел на огонек. Он опустился к каменной колоде, смочил лоб прохладной водой, и огненные крылья его мигом почернели. Змей сел на траву и прислонился к тополю.

Достал из-за пояса большое яблоко и разрезал его. Это яблоко он взял прошлой ночью из корзины, что набрала Ангелина. Нынче вечером она выйдет к нему в свадебном наряде, когда месяц скроется за Белым камнем. Как пропадет месяц, в волосах ее засветится светлячок. Обнимет змей белолицую девицу поперек спины, а она обовьет его шею горячими человечьими руками… Волчьей жадностью загорелись глаза у змея. Он встал и пошел по улице. Село дремало. Цикады заиграли свадебную песню.

— Славянка, сестричка, подай мне коралловые бусы! Разве не белая у меня шея — белая, как голубиное перо!

— Славянка, сестричка, подай мне кованый пояс. Разве не тонкий у меня стан — тонкий, как угленский тополь!

— Славянка, сестричка, подай мне желтые туфли! Разве не быстрые у меня ноги — быстрые, как у горной косули!

— Славянка, сестричка, посмотри в окно, — опустился ли месяц за Белый камень?

— За окном темно, как в погребе!

— Беги, сестричка, в сад, где под айвой роятся светляки! Поймай мне самого большого! Посажу я его в волосы, будет он светиться, как маленький огненный цветок. Скорее! Ах, ведь он уже ждет меня! Послушай, Славянка, как поймаешь светлячка, беги следом за мной прямо к колодцу у околицы!

Ангелина выскочила на улицу. Тревожно оглянулась на сад, где шуршали шаги Славянки, и вдруг спохватилась:

— А перстень! Перстень-то я забыла!

Она вернулась в дом. В этот миг из сада за калитку выбежала маленькая Славянка в белой рубашке. В горсти она держала светлячка.

— Ангелина, где ты? Подожди меня, я боюсь! Ох, бедный светлячок! Пока я тебя донесу, ты умрешь у меня в руке. Дай я тебя посажу в волосы. Там тебе будет лучше. Ой, кто это идет навстречу? Что за черный человек? Он тянет ко мне руки… Мамочка, пропала я!

Змей схватил Славянку и в темноте взмахнул крыльями. Они тут же засветились. Испуганная девочка закричала. Залаяли собаки в ветхом Быркаче, разбуженные криком. Проснулись люди, смотрят — два огненных крыла спускаются к Углену…

К воде пришел батрак деда Куньо. Наполнил расписные троянские кувшины, увидел деда Цвятко на лугу и крикнул:

— Что, дед Цвятко, все ищешь?

— Ищу, Йордан, — старик повернул к батраку, — что делать, может, и вправду найду!

— Может, и найдешь, дед, да только что-то нигде твоего ключа не видать. Слушай, а если ты и вправду найдешь разрыв-траву да отопрешь змеееву пещеру, что станешь делать с двумя котлами денег?

Тусклые глаза деда Цвятко ожили:

— Эх, Йордан, Йордан! Ты только дай мне разрыв-траву! Разве мне деньги нужны! Мне клад не нужен. Как открою пещеру, тут же позову Стоила-старосту и скажу ему: заворачивай оглобли, Стоил! Вези все золото да все серебро прямо в общину! Отсыпай каждому бедняку по шапке, а сиротам — по две. Ставь новую школу для мелюзги! А теперь перекинь через реку мост из железа и камня, чтобы люди дивовались! Купи молотилку — чтобы народ не морил скотину диканями! А с меня, Йордан, хватит каменной девчушки, что сидит в пещере и держит в руке каменного светлячка. Ты небось не знаешь, так я тебе скажу: когда змей со Славянкой прилетел в пещеру, он ее запер и ключ бросил в луга. А уж потом зажег свет и увидел, что перед ним стоит Славянка, а не та девушка, за которой он летал. Тут он страшно озлился, так что из глаз искры посыпались:

— Ты, — говорит, — меня обманула, так я тебя в камень превращу! Читай молитву! Жизни тебе осталось, пока не погаснет светлячок у тебя в руке!

Проговорил змей эти слова, схватил светлячка и положил ей на ладонку. Хлынули из Славянкиных глаз слезы. Зашевелила она губами, а как погас светлячок — обратилась в камень. Да вот штука, Йордан: сама каменная, а слезы текут, не останавливаются. Целый ручей натек и через трещину выбился на волю. Тот ручеек, из которого ты воду берешь, — это ведь из Славянкиных слез.

— А почему в нем вода студеная? Слезы-то теплые!

— Потому что глаза у нее каменные.

— Дед Цвятко, хочу я тебя об одной вещи спросить, только ты не сердись.

— Спрашивай!

— Зачем тебе каменная Славянка! Ты человек старый, уже и зубов лишился, тебе ли о женитьбе думать!

— Постой, сынок, не бери греха на душу! Мне жена уже не требуется. Мне дочь нужна. Всю жизнь мы с моей хозяйкой ждали, чтобы у нас дочка родилась. Уж она и по врачам ходила, и по ворожеям, травяные отвары пила, камни под рубахой на поясе носила. Не дал господь нашему дому зыбки! А в прошлом году призвал он к себе и мою старуху. Никого у меня на всем свете не осталось. Дом пустой стоит. А эту девочку, что двести лет в пещере сидит, я к себе домой возьму. Будет кому домишко подмести, цветы во дворе посадить, похлебку сварить, чтобы я горячего поел, когда с поля вернусь.

— А как ее оживить?

— Это дело нетрудное. Всего и лекарства-то — живой светлячок. Посажу ей на ладошку светлячка — она пошевелится, поднимет руку и утрет слезы… Ну, я пойду, а то мои ягнята куда-то запропали…

Дед Цвятко, ссутулившись, отправился своей дорогой. Свой посох он положил на плечи, перебросил через него руки. Рукава его повисли, как крылья старой птицы.

— Ошалел старик! Однако как знать, может, и правду говорит, — задумчиво промолвил Йордан и вспомнил, что дома его ждут с водой. Он схватил кувшины и зашлепал босыми ногами по тропинке.