разговорчивее и подвижнее становятся на берегах деревья. Обняв низкорослые лиственные леса на Со-ломбальском острове, речка сходится с Северной Двиной. Здесь Маймакса — судоходный рукав Двины. С океана и с Белого моря в Архангельский порт идут шхуны, боты и пароходы.
На берегах Маймаксы — лесопильные заводы и лесобиржи — склады досок. У причалов лесобирж день и ночь грузятся английские, норвежские, шведские транспорты.
…Итак, Костя Чижов прав. Соломбала действительно остров. Вообще Костя всегда придумывает что-нибудь интересное и необыкновенное.
Костя был покрепче каждого из нас, хотя первое время мы не хотели признавать этого. Волосы у него были зачесаны на косой пробор, как у парней с пароходов дальнего плавания. Это вызывало у нас затаенную зависть. Я много раз пробовал так зачесывать свои волосы. Приходилось выливать на голову полковша воды, но вода высыхала, волосы выпрямлялись — и пробора как не бывало.
Костя Чижов носил широкие серые штаны на лямках. Лямки были черные. Вероятно, их пришили недавно, потому что у Кости осталась привычка предупредительно поддергивать штаны. Портниха, которая смастерила Костину рубаху, должно быть, долгое время шила мешки для картошки.
Когда Костя впервые появился на нашей улице, ребята встретили его недружелюбно. Раньше он жил на Третьем проспекте. А ребята с Третьего и со Второго проспектов — наши противники. Они загнали кузнецовского голубя-монаха, год назад перехватили на Северной Двине стружок и построили ледяную горку в полтора раза выше нашей.
Костя сидел на тумбочке, закинув ногу на ногу. Мы возвращались с речки. Был вечер такой светлый, тихий и теплый, что домой идти не хотелось. Заметив нового мальчика, Аркашка Кузнецов подмигнул нам и вплотную подошел к нему. Задиристее Аркашки на нашей улице ребят не найти.
— Эй ты, зачем на нашу улицу пришел?
— Ты ее купил?
Костя, к нашему удивлению, не проявил ни малейшего испуга. Он спокойно смотрел на нас.
— Купил — пять копеек заплатил! — залихватски ответил Аркашка.
— Дешево, — сказал Костя. — Так всю Соломбалу за рубль купить можно.
— Ты не задавайся лучше, а то получишь… Убирайся с нашей улицы!
— Я на своей улице. У меня батька пуд картошки въездных за комнату отдал. Это тебе не пять копеек!
— Ты на нашу улицу переехал? Когда? — спросил я.
— Вчера вечером.
— Ну, так бы и говорил, — успокоился Аркашка Кузнецов. — Значит, теперь наш… Ладно… Ну что, ребята, дать ему на всякий случай «бабушкин стульчик»?
«Бабушкиным стульчиком» назывался легкий пинок в известное место.
— Попробуй! — Костя встал и шагнул к Аркашке. — Такой стульчик покажу, что надолго запомнишь!
Аркашка попятился.
— Ладно, не задену. Я так просто… Не бойся…
— Очень тебя испугался! — усмехнулся Костя. — Ты сам-то не бойся.
— А ты плавать умеешь? — насмешливо спросил Гришка Осокин.
— Тебя научу.
Мне новый мальчуган понравился. Я подал ему руку.
— Как тебя зовут?
— Костя… А тебя?
— Меня зовут Димка, а фамилия Красов. Пойдем с нами играть!
В углу обширного орликовского двора стоял заброшенной погреб, старый и полусгнивший. Погреб давно собирались сломать, но пока он служил ребятам отличным местом для игр. Это была наша пещера. Иногда мы превращали погреб в корабельную каюту. Правда, хозяева дома нередко выгоняли нас из погреба, но мы тайком снова проникали туда.
Анна Павловна Орликова, хозяйка дома, любила отдыхать в маленьком садике возле дома. Тут на клумбах, обложенных вокруг камнями, цвели махровые астры, анютины глазки и маргаритки. Нам даже близко к садику подходить запрещалось.
Увидев нас, Анна Павловна начинала кричать и звать прислугу или сына. Можно было подумать, что на хозяйку напали грабители. Тогда появлялся Юра — узкоплечий высокий гимназист, которого на улице издавна прозвали короткоштанным. Скинув ремень, он воинственно гонялся за нами. В воздухе сверкала ярко начищенная широкая пряжка.
Мы в страхе разбегались.
Однажды утром у садика Анна Павловна нашла сорванную маргаритку. Кто ее сорвал, мы не знали. Но гнев хозяйки, конечно, обрушился на нас.
— Голодранцы! Воры! Разрушители! — вопила Анна Павловна.
И чего она так взбеленилась? Подумаешь — маргаритка! Да если бы мы очень захотели, то ночью все цветочки повыдергали. Только зачем они нам, эти цветочки! Вот если бы репа — это другое дело!
На крик матери выскочил Юрка. Мы моментально высыпали со двора на улицу. Юрка кинулся за нами, и ему удалось поймать Гришку Осокина.
— Ты сорвал? Ты? Говори!
— Ничего я не рвал. Отпусти! Я скажу Сашке.
Сашка был старшим братом Гриши. Конечно, если бы он вступился, Юрке не поздоровилось бы. Ведь Сашка был совсем взрослый и уже работал в мастерских. Но разве он будет связываться с Орликовыми! Ему тогда и самому достанется от отца. Орликовых не любили, но побаивались.
Юрка затащил Гришку во двор и на глазах у матери избил его. Гришка ревел и грозился, вытирая кровь, сочившуюся из носа.
Анна Павловна все еще сидела в садике, вздыхала и расправляла лепестки несчастной маргаритки.
— Бедный цветочек… Покажи им, Юрочка, как чужое хватать!
Гришка в тот день больше не выходил на улицу. А вечером мы увидели на набережной Соломбалки Сашку Осокина. Мы догадались: он поджидал Юрку Орликова. Молодец! Он не боится.
Ага! Вон Юрка вышел из дому. Он, наверное, отправился в город, в Летний сад. Ничего не подозревая, Орликов уверенной походкой вышел на набережную Соломбалки.
— Постой-ка! — крикнул Сашка.
Юрка остановился, прищурил глаза, сделав вид, что не понимает, зачем он понадобился Осокину.
— А ну, пойдем под мостик, поговорим! — зло сказал Сашка.
— Что вам нужно?
Раньше Юрка все же иногда выходил на улицу и играл с Сашкой и другими ребятами своего возраста. Тогда он не был таким вежливым и не называл на «вы» мальчишек. Теперь он заканчивал гимназию и с презрением поглядывал на своих ровесников с нашей улицы.
«Вам!» Сашка Осокин так же зло улыбнулся.
— Нужно. Пойдем, поговорим!
Было видно, что Юрка струхнул. Он побледнел, отвел глаза в сторону и молчал.
— Пойдешь?
— Зачем? Я ничего не сделал…
— Ничего? — Сашка взял гимназиста за грудь и притянул к себе. — А за что Гришке нос расквасил? С маленькими воюешь, а под мостик идти боишься! Смотри, теперь то время прошло, царское. Не забывайся!
Сашка рванул Орликова на себя и с силой оттолкнул:
— Еще раз заденешь ребят — душу из тебя вытряхну!
Но «то время» еще не прошло. Хотя царя уже не было, в Соломбале и на нашей улице, по крайней мере, ничто не