Пролог

  Всего одна шахта работала в окрестностях Хельмрока, в ней добывали антрацит. Вход в шахту располагался в скале, под крепостной стеной. Здесь воздух пропах серой, а ниже по склону бурлила река, - бурлила так, будто спускалась с горы, хотя русло ее пролегало ровно и без наклона, и у реки этой вообще не было причин бурлить.

  В шахте работали мертвецы-каторжники, а смена заканчивалась, когда тело более не могло сносить труд и разваливалось от малейшего движения. За работой шахтеров следил мрачный надзиратель, и когда кто-то отлынивал или недостаточно сильно вкалывал - поддавал пылу розгами.

  У надзирателя в каморке хранилась богатая коллекция плетей, всех разновидностей и материалов, но любимый бич он всегда держал при себе и неколеблясь пускал в дело, когда чувствовал в том нужду. По правде сказать, только ее одну он и чувствовал, ведь вот уже несколько веков как усоп.

  Обитал надзиратель при шахте, вместе с остальными каторжниками, и так как работа здесь ни на миг не прекращалась, а других способов развлечь себя не было, ни минуты не проходило без ругани и задорного свиста хлыста.

  Мертвецы не чувствуют боли, а вот тоску они чувствовать вполне способны, и нет ничего тоскливее для неупокоенного, чем разобранным на части догорать где-то в грязи без компании, лишенным возможности передвигаться. Чтобы избежать столь печальной судьбы, каждый раз, когда бич свистел, вопил не один только провинившийся, но и все шахтеры рядом с ним.

  За долгие годы они настолько сроднились друг с другом и настолько разложились, что отличить одного каторжника от другого становилось задачей почти невыполнимой. Изредка среди скелетов встречались настоящие великаны - таких знали по имени, что же касается рядовых заключенных, не обладающих ни характерным ростом, ни другими примечательными чертами, - они сами со временем забывали себя.

  Уголь, добываемый здесь, никогда не покидал пределов штольни. Вместо того, чтобы изымать сырье, грузить на повозки и развозить на предприятия по востребованности, наполненные доверху вагонетки уходили вниз по тоннелям, глубже в породу, где не было ископаемых, но только старый и прожорливый Бармаглот дремал с вечно разинутой пастью. И в пасть ту худшие из худших, чьи злодеяния трудней всего запомнить, сгружали все добытое шахтерами сырье, а Бармаглот за то дарил тепло.

  Все тело исполина было одним огромным котлом, и по трубах, опутавших и сковавших его, подобно цепям на ногах каторжников, горячая вода и пар поднимались вверх, на поверхность, где и использовалась в быту.

  О чудище под городом знали немногие, но многие пользовались благами, что оно производит, и, если даже за полчаса, проведенные на улицах Хельмрока летним днем, кончики волос покрываются инеем, трудно представить, что было бы, перестань шахта работать.

  Часть первая

  Глава I

  На нижних уровнях шахты царила кромешная тьма. Лишь редкие сполохи пламени, вырывающиеся из глотки Бармаглота, его огненно-рыжее небо, с прожилками магмы, яркий свет из глубин чрева, подобный средоточию Заоблачных чертогов, но все же уступающий тому по интенсивности свечения, - разгоняли мрак помещения конечного этапа производственной цепи.

  Здесь уголь обращался в жар, а тепло разносилось водой. Срок пребывания каторжников был много короче, чем век шахтеров наверху. Большую часть времени их обугленные кости сливались с тьмой подземелья, и только когда Бармаглот зевал, а свет распространялся дальше - из тьмы возникали силуэты скелетов с рабочим инвентарем в руках. Кирки, ведра и лопаты: кирками разбивали толстые глыбы, отсеянные сепаратором, лопатами и ведрами уже обработанный уголь забрасывали в пасть монстру.

  Примитивный сепаратор, работающий на пару, прилегал ко входу в котельню, который сам по себе являлся возвышенностью, куда не доставали языки пламени и где температура не была достаточно высокой, чтобы вызвать преждевременное воспламенение угля. Вагонетки ходили ко входу, там уголь сначала сгружался в сепаратор, а после куски нужного размера сразу же пускались в расход. Слишком большие глыбы обрабатывались вручную, ибо место у пасти было ограниченно, а установки для обогащения руды - не в ходу, тем более что тогда многие почтенные каторжники могли лишиться работы. Кто бы что ни говорил, а лорд Мортимер, пускай и по-своему, но заботился о своих подданных.

  Кормежка Бармаглота происходила спустя тщательно отмеренные промежутки времени. Самому чудовищу, понятное дело, чем больше и чем чаще - тем лучше, но для поддержания оптимальных условий жизни наверху и с учетом ограниченности ресурса шахты, который неумолимо близился к концу, порции и частоту приемов пищи ограничивали.

  Теперь каторжники ожидали времени обеда. Те же из них, кто старше и давно растерял части своей сущности по многочисленным уголкам штольни, молча и неподвижно, как истуканы, смотрели на циферблат часов, встроенных прямо в породу. Стрелки по циферблату перемещались бесшумно, механизм не был оснащен средствами извлечения звука во избежание обвала. Вопроса плохой видимости для мертвецов не существовало.

  Те из каторжников, кто помоложе - играли в кости. Всего в Холлбруке существует две разновидности этой игры, если не учитывать формы, распространенные среди Фейри. Первая в своих правилах аналогична традиционной игре в кости, вторая - чем-то напоминает развлечения некоторых племен аборигенов диких земель, отличаясь в основном задействованным реквизитом. Смысл ее состоит в том, чтобы набросить скрепленные лучевую и локтевую кости руки на железный лом, торчащий из земли. С каждым последующим кругом бросков дистанция увеличивается. Согласно правилам, бросок следует совершать, не прибегая к помощи второй руки: одними только ногами да туловищем.

  Единственное преимущество работы на нижних уровнях шахты перед работой на верхних состояло в том, что надсмотрщик и его бич крайне редко сюда захаживали. Данное обстоятельство в некотором смысле освобождало от ответственности праздно шатающихся каторжников, но совсем уж отлынивать у местных лентяев не получалось - свои же