Жорж Дюби Европа в средние века

Это издание подготовлено и осуществлено при поддержке Министерства Иностранных дел Франции и Отдела Культуры, Науки и Техники Посольства Франции в Москве

ПРЕДИСЛОВИЕ

Двадцать лет тому назад Альбер Скира, следуя совету Ива Ривьера, предложил мне сотрудничать в серии изданий, которой впоследствии он дал название «Искусство. Идеи. История.» Эта серия имела целью определить место явлений искусства среди всего того, что их окружает и приводит к их созданию, показать значение произведения искусства в различные эпохи и ту функцию, которую оно выполняет — при всей внешней отрешенности от какой бы то ни было корысти, — его связи с производительными силами и культурой, одной из форм выражения которой оно является, а также с обществом, чьи мечты оно предвосхищает. Этот план мне понравился: в то время я как раз начал задаваться вопросом о том, что связывает общественные формации и формации культурные, материальное и нематериальное, реальность и вымысел. И я написал сначала первую, затем вторую и третью книги из цикла, посвященного Средневековью на Западе, точнее, периоду с X по XV век. Они вышли в 1966 и 1967 годах. Уже в этом первом издании текст и изобразительный материал находились в необходимой связи.

В 1974 году Пьер Нора побудил меня вернуться к этому труду, обновив его и придав ему более концентрированный характер. Так возникло «Время соборов». Роже Стефан решил, что эта книга может послужить основой для телесериала. Ролан Дарбуа, Мишель Альбарик, сам Роже Стефан и я взялись сообща за ее перевод. Именно перевод, ибо речь шла о воссоздании книги средствами иного, совершенно непохожего языка, об обретении ею новой плоти. Этому новому тексту нужно было придать его собственный ритм — отметить паузы, расставить акценты, указать переходы. Нужно было соорудить конструкцию, которая будет служить опорой для зрительной информации. Ибо на этот раз именно изображению принадлежит главенствующая роль. Ролан Дарбуа отправился на поиски видеосюжетов, затем занялся их монтажом. Я снабдил этот первый вариант фильма комментарием. Затем под влиянием звучащего текста зрительная ткань фильма была в последний раз переработана — и вот фильм готов.

Я многим обязан этому произведению. Прежде всего благодаря приемам, использовавшимся во время съемок, передо мной открылись вещи, которых я не мог видеть ранее, например, детали тимпана церкви в Конке, освобожденные от современной мебели нефы соборов, изваяние Кангранде, спящего последним сном на возвышающемся надгробии усыпальницы, воздвигнутой по его приказу в Вероне. Но все же самым цепным было то, что удалось по-новому взглянуть на произведения искусства: в ходе работы возникали новые приоритеты, и неожиданные сочетания зрительных образов, рождавшиеся в процессе многократного монтирования видеосюжетов, заставляли вновь сопоставлять и осмысливать увиденное. Именно этим объясняется столь значительное расхождение между текстом книги, послужившей основой для фильма, и текстом настоящей книги.

Этот текст я оставил без изменений — таким, каким он был создан под влиянием первых зрительных впечатлений и как он звучал в фильме.

Жорж Дюби

ГОД ОДНА ТЫСЯЧА

Доверимся воображению. Историкам всегда приходилось так поступать. Их работа — искать следы, собирать все, что оставили после себя люди ушедших времен, критически восстанавливать и тщательно анализировать малейшие свидетельства о прошлом. Однако эти следы, особенно те, что оставлены бедняками, следы повседневной жизни чрезвычайно непрочны и отрывочны. Следы же очень далеких времен, подобных тем, о которых здесь пойдет речь, к тому же исключительно редки. Основываясь на них, можно создать лишь весьма непрочный каркас: между его немногочисленными опорами по-прежнему будет зиять бездна неопределенности. Поэтому, чтобы представить себе Европу тысячного года, придется дать волю воображению.

Первое, что нужно отметить, это то, что людей было мало, очень мало. Возможно, в десять, в двадцать раз меньще? чем сегодня. Плотность населения — порядка той, что ныне встречается в Центральной Африке. И повсюду царит неистребимая дикость. Ее тьма сгущается по мере удаления от Средиземноморского побережья, за Альпами, за Рейном, за Северным морем. В конце концов она охватывает и поглощает все. Здесь и там островками выделяются поляны, теснятся лачуги крестьян, деревни, окруженные садами, откуда поступает основная часть продуктов; поля, родящие мало, несмотря на то, что земле дают подолгу отдыхать под паром; и повсюду вокруг — нескончаемые просторы, где царит охота, сбор диких растений, где вольно пасется домашний скот. Изредка встречаются города. Чаще всего это остатки римских поселений; перелицованные античные памятники превращены в церкви или крепости; в них живут священники и воины, а также обслуживающий их простой люд, чьими руками производится оружие, металлическая монета, украшения — все необходимые символы и орудия могущества. И все пространство испещрено переплетающимися следами передвижения людей. Странствуют все: паломники и торговцы вразнос, искатели приключений, странствующие работники, бродяги. Подвижность населения, живущего в такой бедности, просто удивительна.

Население это постоянно голодает. Каждое посеянное хлебное зерно дает урожай сам-третей, в самые лучшие годы — сам-четверт. Это настоящая нищета. Одна забота — пережить зиму, дотянуть до весны, до той поры, когда можно будет, блуждая по болотам и кустарникам, добывать пищу в природной стихии: ставить капканы, растягивать сети, собирать ягоды, травы, коренья, обманывая свой голод. Этот мир, кажущийся безлюдным, в действительности перенаселен. В течение трех веков после того как схлынули гигантские волны эпидемий чумы, опустошавших в эпоху раннего Средневековья весь западный мир, население постепенно росло. Этот рост усиливался по мере того как исчезало рабство — настоящее, античное рабовладение. Пока еще сохраняется некоторое количество несвободных людей, мужчин и женщин, принадлежащих хозяину, который может их продать или подарить и которому они должны во всем подчиняться. Однако их уже не содержат как каторжников. Их хозяева, заботясь о воспроизводстве рабочей силы, позволяют им обосноваться на земле, и они живут своим хозяйством. Число их растет. Чтобы прокормить своих детей, им приходится осваивать новые земли, расширять имеющиеся или распахивать новые участки в безлюдных местах. Наступление на природу началось, однако ведется оно пока несмело: его орудия