что его окончательно приперли к стене. Со слов полковника он понял: Госбезопасности кое-что известно о «необъяснимой» слабости противоящурной вакцины. Он знал, что неминуемо начнется следствие и первым делом возьмутся за Венцеслава. Венцеслав же будет твердить «Так мне было приказано» и тогда весь клубок распутается до конца. Но покончивший с собой Венцеслав разделит всю вину лишь с мнимым автором поддельного письма, то есть, со своим непосредственным начальником доктором Тошковым.
Аввакум снова улыбнулся невеселой улыбкой.
— На нашего общего приятеля свалилось столько дьявольски переплетенных случайностей, что, не будь того стакана и мокрого пятна на ковре… — Аввакум махнул рукой и умолк.
Немного погодя он снова заговорил:
— Несчастный Венцеслав был влюблен в Ирину, а влюбленные большей частью наивно и безмерно верят своей любимой. Я думаю, что Ирина, написав по приказу Подгорова фальшивое письмо, не пожалела сил и прочего, чтобы убедить Венцеслава в том, что он должен слепо исполнять все указания «сверху» и ни на миг не сомневаться в умственных способностях начальства.
Я не стал больше расспрашивать Аввакума. Я давно заметил, что, когда речь заходит об этой диверсии, Аввакум сразу мрачнеет, много курит и выглядит таким усталым и постаревшим.
А я что вам сказать о себе? Я счастлив. В хорошую погоду брожу по лугам возле Видлы, изучаю подножное кормление скота и иногда подолгу разговариваю с Фатме.
Она по-прежнему носит свои пестрые бусы, и они очень ей к лицу. Я собираюсь подарить ей нитку жемчуга, но опасаюсь, как бы она не рассердилась на меня.
А когда остаюсь один, часто думаю об Аввакуме.