Виктор Корж Запас прочности

Виктор Емельянович КОРЖ

Глава первая. Невский лед

Операция «ЖН»

Вечером мы собирались на «Травиату»: капитан-лейтенант Лошкарев раздобыл три билета.

— Одевайтесь теплее, — предупредил он нас с Ильиным. — А я и валенки надену, ведь мне сразу после спектакля в патруль.

Гардероб не работал. В зрительном зале все были в шинелях и полушубках. На головах ушанки. Когда мы уселись на свои места, я рискнул снять шапку, но тотчас же снова надел: мерзли уши.

От дыхания сотен людей в зале клубился туман.

Оркестранты укутаны в пальто и шарфы, дуют на пальцы. Но дирижер потер руки, взмахнул палочкой, и первые же звуки увертюры заставили нас забыть обо всем: мы уже не слышали гулких раскатов орудийных выстрелов и отрывистых хлопков снарядных разрывов.

Плавно поднялся парчовый занавес. Лошкарев схватил меня за руку:

— Это безумие!

На сцену выпорхнула Виолетта — веселая, жизнерадостная, какой и положено быть ей. А у меня защемило сердце: в легком платье, с обнаженными плечами, хрупкой и нежной — каково ей сейчас! Знаю, не мне одному хотелось сбросить шинель и укрыть певицу от холода. Но Виолетта — Скопа Родионова — жила в другом мире. Голос ее, звучный и проникновенный, заполнил завороженный зал. И Альфред — Владимир Нечаев, — изящный и элегантный, пылко объяснялся ей в любви, любви, которую не могут остудить ни годы, ни испытания.

Потрясенные, мы шли после по улице, не замечая ни лютого мороза, ни сыпучих сугробов, ни изрешеченных осколками, застывших в снегу трамваев, ни багровых отсветов пожаров. Где-то опять что-то горело. Пожары участились. Причина их не только зажигательные бомбы, но и «буржуйки». Бросит ослабевший человек в раскаленную печурку последние куски изрубленного стула, разомлеет в тепле и заснет. Навсегда. Ему уже нет дела, что из открытой дверцы сыплются на пол горящие головешки и уже вся комната полыхает огнем. А тушить пожары все труднее: водопровод замерз, воду носят из прорубей в Неве и Фонтанке.

— Это безумие! — повторяет свое Лошкарев. Он все думает о полуобнаженной певице в нетопленном театре.

— Это самоотверженность, — поправляет его Ильин. — Она своим пением согревает ленинградцев.

Штурман дивизиона, как всегда, точен. Точнее его не скажешь.

* * *

На другой день меня вызвал командир бригады подводных лодок капитан 2 ранга А. В. Трипольский:

— Вам срочное задание. Нужно помочь городу. Возьмите двух мотористов покрепче и отправляйтесь на Серафимовское кладбище. Там что-то не ладится с экскаватором.

— Есть идти на кладбище! — отвечаю.

Иду на свою лодку, выбираю парней поздоровее — недоедание и на нас сказывается, — прихватываем инструмент. Шагаем по сугробам.

— Что мы там делать будем? — спрашивают матросы.

— Экскаватор чинить.

— А вам приходилось этим заниматься?

— Ни разу в жизни.

— Нам тоже, — вздыхают матросы.

Ничего, это не беда. В Ленинграде мы многое делаем впервые. Блокада всему научит. Меня другое смущает: правильно ли я понял комбрига. Ну, экскаватор — ладно. Но при чем тут кладбище?

Мы обгоняем вереницу людей. Укутавшись по самые глаза, бредут согнувшись и тащат за собой санки — и большие, и совсем крохотные, детские. Из-под короткого байкового одеяла высунулись и волочатся по снегу ноги в шерстяных носках. А там с санок свисает рука. Восковые скрюченные пальцы загребают снег…

Тяжело переваливаясь на ухабах, прогромыхал грузовик. За ним еще и еще. «Голосуем» — ни один не останавливается. Матросы мои начинают злиться. Очередной грузовик они осыпают изысканнейшей руганью. Машина останавливается, шофер в замасленном ватнике, шатаясь, выходит из кабины и сердито смотрит на нас.

— Ну что разорались? Глядите! — Он откинул брезент. — Куда сядете — на головы или на ноги?

Мы отпрянули: в кузове — трупы. Больше никого не просили подвезти нас, хотя путь был неблизкий — за Новую Деревню.

На кладбище толпилось много людей — шоферы, санитары, представители домоуправлений и милиции, родственники умерших. Наконец я разыскал управляющего. Он обрадовался, позвал машиниста. Мы подошли к экскаватору, беспомощно уронившему ковш в траншею. Приступили к работе. Сменили порванные тросы, завели остывший двигатель. Бледный, худой машинист с трудом взобрался на свое место, взялся за рычаги. Стальной ковш зачерпнул смерзшийся песок и высыпал его в глубокий котлован, на дне которого рядами уложены — в простынях и без простыней — тела мужчин, женщин, детей. А грузовики все подъезжают. Санитары сдают списки, разгружают машины. На место отъехавшего подкатывает новый грузовик. Везут из госпиталей, больниц, моргов, домоуправлений…

На дно братской могилы бок о бок укладываются и боец, умерший от ран, и рабочий, стоявший у станка до последнего вздоха, и старик, не дошедший до магазина, чтобы получить крохотный паек хлеба, и девчушка с косичками, которую на пороге дома настиг вражеский снаряд… Их хоронят всех вместе, потому что в осажденном Ленинграде каждый является воином, независимо от профессии, пола и возраста.

Мы долго стоим у огромной могилы. По-прежнему мороз обжигает щеки. Но мы сняли шапки.

Пусть меня проклянут, если когда-нибудь я забуду это!

О, как нам тогда не терпелось в бой! Каждый из нас не задумываясь отдал бы жизнь, лишь бы отплатить врагу за эти жертвы, за горе и раны Ленинграда!

Но до боя нам было далеко. Финский залив замерз.

Наши подводные лодки застыли во льду Невы. Пока нам оставалось одно: делить с блокадным Ленинградом все невзгоды и готовиться к будущим схваткам.

* * *

Корабли бригады вошли в Неву поздней осенью. Пришли после боевых походов, после горечи отступления, после потери баз — Либавы, Риги, Таллина.

Враг бомбил и обстреливал город. Свои удары он направлял и против наших кораблей. Комендоры несли круглосуточную вахту, помогая сухопутным зенитчикам отбивать воздушные атаки.

Появилась и новая опасность.

Во время очередной воздушной тревоги инженер-механик дивизиона подводных лодок Р. Ю. Гинтовт не пошел в бомбоубежище и остался на береговой базе. Накинув на плечи шинель, Рим Юльевич распахнул окно своего кабинета на четвертом этаже. Где-то в стороне с завыванием проносились бомбы, от взрывов сотрясалось все вокруг. Внезапно наблюдатели поста противовоздушной обороны, расположенного на крыше здания базы, всполошились и взяли на прицел зенитных