- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (13) »
художество прежде бывших мастеров. Любуюсь, удивляюсь: как они умели делать прочно, красовито…
Нагляжусь, наберусь этого веселья-и к своей работе. Как на дрождях душа-то ходит. Очень это прибыльно для дела – на чужой успех полюбоваться.
Кондратий Таpapa
Слышано от неложного человека, от старого Константина. У нас на городовой верфи состоял мастер железных дел Кондрат Тарара. Он мог высказывать мечтательно о городах и пирамидах, будто сам бывал. Сообразно нрав имел непоседливый и обычай беспокойный. Смолоду скитался, бросал семью. Столь мечтательную легкокрылость Маркел ухитрился наконец сдержать на одном месте двадцать лет. Удивительнее то, что и память о Маркеле держала Тарару на месте другие двадцать лет. А хитрость Маркела Ивановича была детская. Весной не успеет снег сойти и вода сбежать, Кондрат является в приказ. – Прощай, Маркел Иванович. Ухожу. – Куда, Кондраша? – По летнему времени на Мурман или на Мезень. Может, к промыслам каким пристану. Маркел заговорит убедительно: – Кондраша, навигация открылась. В якорях, в цепях никто не понимает. Именно для летнего времени невозможно нам остаться без тебя. – Ладно, Маркел Иванович. До осени останусь. Значит, трудится на кузнице до снегов. Работает отменно. Только снег напал – Кондратий в полном путешественном наряде опять предстает перед Маркелом: – Всех вам благ, Маркел Иванович. Ухожу бесповоротно. – Куда же, Кондратушко? – Думаю, на Вологду. А там на Устюг. Маркел руки к нему протянет: – Кондрат! В эту зиму велено уширить кузницу, поставить новых три горна. Не можем оторваться от тебя, как дитя от матери. – Это верно,– скажет Тарара.– Зиму проведу при вас. Весной Кондратьева жена бежит к Маркелу: – Пропали мы, Маркел Иванович! Тарара в поход собрался. Уговори, отец родной! Приходит Тарара: – Ухожу. Не уговаривайте. – Где тебя уговорить… Легче железо уварить. Прощай, Кондрат… Конечно, этим летом повелено ковать медных орлов на украшение государевой пристани… Ну, мы доверим это дело Терентию Никитичу. – Вы доверите, а я не доверю! Ваш Терентий Никитич еще в кузнице не бывал и клещей не видал… Вот так-то год за годом удерживал Маркел милого человека. В которые годы Маркела не было в Архангельске, Тарара все же сидел на месте: – Воротится Маркел Иванович из Койды, тогда спрошусь и уйду. Но Маркел Иванович из Койды отошел к новоземельским берегам и там, мало поболев, остался на вечный спокой. А Кондрат Тарара остался в Архангельске: – Мне теперь не у кого отпроситься, некому сказаться.Корабельные вожи
В устье Северной Двины много островов и отмелей. Сила вешних вод перемывает стреж-фарватер. Чтобы провести большое судно с моря к городу Архангельску или от города до моря, нужны опытные лоцманы. В старину эти водители судов назывались корабельными вожами. Когда Архангельский посад назвался городом, в горожане были вписаны корабельные вожи Никита Звягин и Гуляй Щеколдин. Звягин вел свой род от новгородцев, Щеколдин – от Москвы. Курс «Двинского знания» оба проходили вместе с юных лет. Всю жизнь делились опытом, дружбой украшали домашнее житье-бытье. Гостились домами: приглашали друг друга к пирогам, к блинам, к пиву. Но вот пришло время, дошло дело – два старинных приятеля поссорились как раз на пиру. Вожевая братчина сварила пиво к городскому празднику шестого сентября. Кроме братчиков в пир явились гости отовсюду. Обычно в таких пирах каждая «река» или «город» знали свое место: высокий стол занимала Новгородская Двина, середовый стол – Москва и Устюг, в низких столах сидели черные, или чернопахотные, реки. После званого питья у праздника в монастыре Звягин поспешил веселыми ногами к вожевому пиву. Здесь усмотрел бесчинство. Братчина и гости сидели без мест. Молодшие реки залезли в большой стол. Великая Двина безмятежно пировала в низком месте. – Прибавляйся к нам, Никита! – кричал Щеколдин из высокого стола.– Пинега, подвинь анбар, новгородец сядет. – Моя степень повыше,– отрезал Звягин. – Дак полезай на крышу, садись на князево бревно! – озорно кричал Щеколдин. Чернопахотные реки бесчинно загремели-засмеялись. Звягин осерчал: – Ты сам-то по какому праву в высокий стол залез, московская щеколда? – Я от царственного города щеколда, а вы мужичий род, крамольники новгородские! – Не величайся, таракан московский! – орал Звягин.– Твой дедушка был карбасник, носник. От Устюга от Колмогор всякую наброду перевозил. По копейке с плеши брал! – А твой дедко барабанщик был? Люди зверя промышляют – Звягин в бочку барабанит: «Пособите, кто чем может! По дворам ходил, снастей просил-не подали» Поругались корабельные вожи, разобиделись и рассоветились. Три года сердились. Который которого издали увидит, в сторону свернет. Звягин был мужик пожиточный. Щеколдин поскуднее: ребят полна изба. Звягин первый прираздумался и разгоревался: «Из-за чего наша вражда? За что я сердце на Щеколдина держу? Завидую ему? Нет, кораблей приходит много, живу в достатке». Задумал Звягин старого приятеля на прежнюю любовь склонить. Он так начал поступать: за ним прибегут из вожевой артели или лично придет мореходец иноземец или русский: – Сведи судно к морю. У Звягина теперь ответ один: – Я что-то занемог. Щеколдина зовите. Щеколдин первый между нами, корабельными вожами. Еще и так скажет: – Нынче Двина лукавит, в устьях глубина обманная. Корабли у вас садкие. Доверьтесь опыту Щеколдина. Корабельщики идут к Щеколдину. Он заработку и достатку рад. Одного понять не может: «За что меня судьба взыскала? Кто-нибудь в артели доброхотствует. Надобно сходить порасспросить». В урочный день Щеколдин приходит в артель платить вожевой оброк. Казначей и говорит: – Прибылей-то у тебя, Щеколдин, вдвое против многих. Недаром Звягин знание твое перед всеми превозносит. Мы думали, у вас остуда, но, видно, старая любовь не ржавеет. У Щеколдина точно пелена с глаз спала: «Конечно он, старый друг, ко мне людей посылал!» Щеколдин прибежал к Никите Звягину, пал ему в ноги: – Прости, Никита, без ума на тебя гневался! Звягин обнял друга и торжественно сказал: – Велика Москва державная!Кошелек
На Молчановой верфи пришвартовался к Маркелу молодой Анфим, к делу талантливый, но нравом неустойчивый. Сегодня он скажет: – Наш остров – рай земной. И люди – ангелы. А в миру молва, мятеж, вражда… Завтра поет другое: – Здесь ад кромешный, и люди-беси. А в миру веселье: свадьбы, колесницы, фараоны, всадники… Молчан наказывал Маркелу: – Ты поберегай этого Анфимку. Он тебе- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (13) »