припудривает воздух хлопьями. Летая мимо лампочек и гирлянд, снежинки кажутся разноцветными бабочками. Так и хочется загадать самое заветное желание! Но рано: до Нового года целый месяц. Да и мои желания никогда не сбываются.
Возле афиши с изображением известной группы около трамвайной остановки я неловко поскальзываюсь и ударяюсь плечом в стекло. Хоть не головой, и на том спасибо.
Ким Альдов, чтоб тебя! Улыбчивая рожа смотрит с плаката и будто говорит мне: «Да, детка, не твоего я сорта. Твой удел писать обо мне статейки, а ухаживать, обнимать и таскаться буду с другими».
Ой, больно надо, но мордаха у него симпатичная, хоть певец и урод редкостный, как человек, а еще выскочка и гордец. Лично не знакома, но так говорит пресса, а я, наивная, верю.
Отступаю от афиши и вижу, как на крошечную сгорбленную бабушку, что пересекает путь, неконтролируемо летит трамвай. Не знаю, чем думаю, но бросаюсь к ней и отталкиваю в сугроб.
Трещат тормоза, звенит звонок над головой, и в висок больно упирается бордюр.
– Жива? – жёстко говорит старушка, склоняясь надо мной.
Я трогаю измокшую от крови шапку и киваю. Встать не могу, вечерний город вертится перед глазами, а под горлом растекается жуткая тошнота.
– Вот и славно, – бабушка поправляет шерстяной платок, разворачивается и уходит, ловко минуя редких людей на остановке. Никому нет дела, что я упала, что бабку чуть не снесло железным змеем с пантографами. Безразличная толпа.