Джек Кетчам РАСПЛАТА

Дора зашла вслед за ним в метро и смотрела из конца очереди как он расплачивается за оба жетона.

Какие мы щедрые.

Вот он берёт её за руку, они вместе проходят через турникеты. Дора вытащила жетон из сумочки и проследовала за ним до платформы, где уже ждал поезд. Удача ей не изменила. Едва она заскочила в соседний вагон, как двери захлопнулись перед лицом чернокожей старушки. Та взвыла и ударила по ним, словно прихлопнула муху.

Как много женщин, как много мух.

Она смотрела в окошко между вагонами как они стоят, держась за поручни, синхронно покачиваясь, когда поезд тронулся. Пиджак Говарда на спине был весь помятый от жары и влажности. Женщина ослепительно улыбалась. Дора не могла ни признать: вкус у него есть. На женщине был чёрный шёлковый комбинезон, возможно от «Versace».

Чёрный. Господи, в такую-то погоду!

На вид свежий и чистый, несмотря на тридцатиградусную жару. Её бледная кожа плотно обтягивала изящные скулы. Волосы у неё были чёрные, а губы накрашены ярко-красной помадой. У них с Дорой было похожее телосложение, только женщина была выше сантиметров на десять. Ростом метр семьдесят или около того. Поэтому её стройные бёдра выглядели ещё стройнее, а грудь и ягодицы ещё более округлыми. Возможно, ирландских корней и при деньгах: комбинезон был недешёвый, как и тяжёлый серебряный браслет и серьги с рубинами. Пока что самая красивая, по мнению Доры.

Поздравляю, Говард, — подумала она. — Скотина.

Они вышли из метро на шестьдесят шестой и двинулись к шестьдесят восьмой, а затем на восток в сторону парка. Возле продуктового бездомная женщина торговала Daily News. Она напомнила Доре фотографию Уокера Эванса времён великой депрессии: угловатая фигура и резкие мрачные черты лица. Зубы во рту наверняка гнилые, тело пахнет плесенью и старыми листьями. В ней вспыхнула жалость к женщине, не без доли жалости к самой себе. Несмотря на час пик, в этом районе было не так много прохожих и ей без труда удавалось следовать за ними. На Коламбус они повернули на север, прошли мимо ресторана «Феллини». Эванс снова взял её за руку, когда они остановились возле какого-то бутика, посмотреть на выставленное в витрине бельё. В это время Дора скрылась в дверях магазина и купила последний выпуск журнала «Elle». «Elle» хорошо гармонировал с лёгким сшитым на заказ костюмом от «Burberry» и дипломатом от «Mark Cross». Просто симпатичная деловая женщина в начале карьерного пути. Журнал — это просто аксессуар.

В первый раз на ней были очки. Почему-то женщина в очках ни у кого никогда не вызывает подозрений и та девушка, ни больше ни меньше, чёртова секретарша, сразу же открыла дверь. Дора только и сказала, что ищет Говарда, она его старая школьная подруга, а он дал ей этот адрес на случай если его не будет у себя в квартире. А раз его здесь нет, то можно оставить ему записку? Конечно, сказала девушка и повернулась спиной к Доре чтобы провести её внутрь, а Дора достала из сумочки пятнадцатисантиметровый стальной нож для резки мяса, схватила девушку за вьющиеся рыжие волосы, запрокинула ей голову и перерезала горло. Дальше сложнее. Пришлось дотащить тело до спальни, положить на кровать и раздеть, чтобы всё выглядело как преступление на сексуальной почве, а не казнь, как это было на самом деле. Девушка оказалась тяжелее, чем можно было предположить на вид. Слишком тяжёлая, чтобы быть во вкусе Говарда, поэтому Дора не могла взять в толк, что он такого в ней нашёл. Она была не такая уж красивая, не то, что нынешняя. Так что, видимо, дело в сексе, а в чём же ещё? В конце концов, Говард всегда думал членом. И от этой мысли ей было не так противно вставлять в неё ручку швабры, а затем, перевернув тело, и бутылку.

Дойдя до семьдесят второй улицы, они снова направились на восток. На полпути между Коламбус и Централ Парк Вест они зашли в подъезд, недавно отремонтированной малоэтажки. Дом номер тридцать девять. Женщина открыла дверь, и Дора перешла через дорогу, медленно прошла вдоль дома, не отрывая взгляда от окон. Уже смеркалось, значит свет в квартире должен быть выключен. И снова удача ей улыбнулась. Окна у женщины выходили на улицу, она увидела, как загорается свет на третьем этаже и успела разглядеть высокие белые потолки и цветы на подоконнике. Она отвернулась и пошла дальше, как ни в чём не бывало.

На Централ Парк Вест Дора повернула в ту сторону откуда пришла. Бросив взгляд на окна, она заметила, что в квартире уже опустили шторы. Сложно сказать какого цвета: тёмные, из плотного материала. Она зашла в пиццерию, попросила столик у окна и села лицом на восток, чтобы было видно вход в тридцать девятый дом через дорогу.

Заказала пармеджано с креветками, антипасту и бокал вина.

На часах было шесть тридцать пять.

Если ей опять повезёт, он не останется на ночь.

Тогда с этой будет легче всего. Даже легче и куда безопаснее, чем толкать цветущую блондинку Мэрибэт Чапмэн, брокера в Ширсоне, под поезд метро. А если кто-то и заметил, как её ладони легли на спину Мэрибэт, никто ничего не сказал. Может все были так потрясены последовавшим звуком, что не смогли отреагировать, даже если заметили влажное «плюх», будто одновременно лопнул огромный шар с водой и треснула ветка дерева. И фонтан красных брызг.

Легче чем с обеими предшественницами, потому что сначала он приводил их к себе в квартиру, а ей приходилось ждать, когда они останутся одни и следить, строить планы, узнавать их привычки. Где они живут, с кем видятся и куда ходят. А сейчас, сейчас ей просто нужно дождаться, пока он уйдёт. Тогда она без проблем сможет зайти и спросить насчёт него с журналом «Elle» в руках. Этот прекрасный аксессуар, внушающий доверие. Она опрятно и модно одета, от неё не исходит угрозы. А новенький двадцатисантиметровый нож тут как тут, в дипломате. Её она порежет немного иначе и ограбит, никакого сексуального подтекста. Никакой связи в глазах полиции, аккуратно и трагично.

Трагедия. Как любят это слово все телеведущие.

Младенец, выброшенный в мусорку, это трагедия. Подросток, убитый случайной пулей во время перестрелки между наркодиллерами, это трагедия. Деловая женщина на взлёте карьеры, упавшая под поезд метро, о, да, это тоже трагедия.

А вот и бред.

Для трагедии необходимо достоинство. Страдания, и тот, кто их испытывает, должны в какой-то степени быть выше, чем сама жизнь. Электры, Медеи, Лиры и Гамлеты. Нужно падать с большой высоты, переносить сильнейшую боль, нужно иметь в руках всё и всё потерять.

Взять хотя бы Говарда. Какая тут трагедия?

Хотя, на первый взгляд, можно и поспорить. Успешный юрист-консультант, да, очень успешный, а успех всегда подразумевает хоть